«Берет в семью»… Как собаку из приюта что ли?
От шока ледяной пот скользнул по спине, а от мурашек – резких и внезапных – передернуло. Мало того, что отец меня ПРОДАЛ какому-то Роджеру Попову, так еще я об этом ничего не знала.
«Ничего, Лиза, – успокаивала я себя внутри, – вот получишь диплом, и никто тебе не указ! Никакой папочка со своими «страшными» связями ничего плохого больше сделать не сможет!».
– В любом случае, – продолжил Баринов буднично и скучающе, изредка сонно зевая, – мне тупая, безмозглая курица с Рублевки в помощницы не нужна. Напоминаю, Шелест: мы тут не ногти красим и прически делаем, а открываем магазины косметики! Это серьезный конкурентный бизнес. И даже моя, как ты выразился, глубоко беременная секретарша Зоя очень много работает.
Я ждала, что папа заступится за меня. Даст в лицо наглому уроду и выскажет все, что думает. Расскажет, что я на самом деле далеко не дура! Но он не заступился. Промолчал, даже немного похихикал. Это ранило больно в сердце. Я буквально умерла в тот момент, с болью в груди трезво понимая: «Я нужна только себе самой!». На глаза выступили незваные слезы. В горле застыли рыдания.
– Моя дочка умная, черт бы ее побрал, – наконец с раздражением выплюнул отец, словно говорил о том, какая я наркоманка и алкоголичка. Это не было поощрение. Скорее, высшая мера призрения. – Вот Фелисия – моя старшенькая – спокойно себе вышла замуж за японского магната, наладила папке связи с Азией и живет припеваючи в роскоши. Эта Лиза мне уже все нервы вытрепала! Говорит, хочу честно практику пройти. Как все в стране. Ну-ну…
– То есть, – холодным, как сталь тоном равнодушно переспросил Баринов, – твоей дочке нужно пройти практику?
– Именно, – мой отец стоял на своем до последнего, не давая мне и слова самой сказать.
– Почему к себе в офис не берешь? Пусть бумажки перебирает, – мужчина говорил с неприязнью, но вопрос был логичный. Им я и сама задавалась ни раз. Почему мой отец, один из самых влиятельных людей страны, не нашел мне местечка у себя? – Не обижайся, Шелест. Но мы с тобой не то, чтобы большие друзья. Скорее, приятели. Или даже партнеры.
– Не могу к себе. Я к ней, по-отечески, буду сильно хорошо относиться, все косяки прощать. Люблю ее, дуру! – я напряглась, услышав откровенную ложь. Этот человек придирался ко мне больше всех. Иногда казалось, что меня ненавидит собственный отец. Ни упускал не единой возможности ужалить. А порой даже находил их из воздуха. – Хочет Лизка взрослой суровой жизни? Так обеспечь ей такую! Ты у нас славишься суровым нравом. Покажи этой девке, где раки зимуют. Чтобы прибежала ко мне потом и в ногах валялась. Готова была вернуться домой на всех условиях.