— Барсик, — крикнуть нет сил. Надеюсь, котяра не свалил
обижаться куда-нибудь подальше. — Барсик, мне плохо…
На самом верху лестницы ведущей на второй этаж появился
хромающий и помятый кот. Всем своим видом изображающий вселенскую
скорбь. Но увидев моё красное лицо и налившиеся кровью глаза,
немедленно забыл о том, что я негодяй. С громким мявом и
пробуксовкой, так что из-под когтей полетела стружка, убежал.
Вернулся же, таща в зубах чехол с тонометром.
— Что и требовалось доказать: двести на сто пятьдесят, — говорю,
бросив взгляд на электронное табло прибора. Чешу Барсика за ухом: —
Прости за всё, не смогу я тебя расколдовать, кажись хана мне. Бабки
нет, откачать некому. Не доползу я до лекарства. Ноги отнялись.
— Мяу, — тоскливо взвывает мой друг.
— Оно во второй половине дома, под замком ты не сможешь.
Мысли путаются, в голове как будто стучит набат, а глаза
стремятся выскочить из орбит. Мне бы сообразить и послать Барсика
за Томой. Она знает, что мне дать, да и позвонить может. Но увы.
Эта мысль даже не посещает голову.
Котяра спрыгивает с дивана и, отбежав до противоположной стены,
разгоняется, оставляя в паркете глубокие полосы от когтей.
Запрыгнув всей своей немалой тушкой на колени, бьёт головой в нос.
Больно! Последней мыслью было. «Блин, он же мне нос сломал».
От Автора: А ты поставил Барсику лайк?
)))
Первое что я услышал, приходя в себя, были тихие всхлипывания. И
ещё что-то придавило мне ноги… и при этом мурчало.
— Барсик, слезь, — слова едва протискиваются через пересохшее
горло. Тяжесть мгновенно пропала, но порадоваться этому,
несомненно, приятному событию я не успел. Потому что теперь тяжесть
навалилась на грудь. И как бы это ни звучало, но на грудь мне
навалилась грудь. Если не обращать внимания на то, что к ней ещё
прилагалась Тома.
— Очнулся, слава богу, очнулся, — буйно помешанная пытается
зацеловать меня насмерть. Нет, я своей смертью не умру, меня или
Барсик с Белочкой залижут или бабка затискает, ну или вот как
сейчас.
— Убьёшь ведь, прекрати, — пытаюсь отпихнуть обрадованную
женщину. Рука натыкается на то самое, и непроизвольно
сжимается.
— Ой, — Тома отскакивает как ужаленная и бросается к выходу из
моей комнаты: — Марь Иванна, Тимка очнулся!
Ну вот, сейчас меня будут воспитывать. Ну что за день то такой?
Как с утра началось, так и продолжается. Хотя конечно, совсем на
утро жаловаться грех, но ведь чуть кони не двинул.