…
Варвара подошла близко, обнюхала его лицо – быстро, жадно втягивая воздух, чисто собака, глянула в глаза. Потом отвела их, пробурчала что-то низко, утробно, отчаянно, отошла к печи, сняла чайник.
– Устал, милый. Сейчас чайку с травками, да в баньку. Сама попарю милого, да так, что усталость всю, как рукой снимет. Давай, садись за стол, я пирог испекла с грушами.
Иван глотнул чаю – такой только Варя заварить умела, терпкий, ароматный, крепкий. Три куска пирога и действительно подкрепили мужика, а когда жена, вся блестящая от пота и пара, прошлась по телу мужа огненным веничком , образ Коляна и ещё кого-то там, о котором он рассказывал растаяли, как облако.
– Глянь, Ванечка, живот у меня какой, не на семь месяцев тянет, на все девять. Это ты у меня богатырь, богатыря зародил во мне. Век тебе благодарна буду за такой подарочек. Любимый мой. Что ты смурной такой? Не заболел ли?
Варя сидела на кровати, откинувшись на подушку, и её огромный живот, казалось просто придавил ее, распялив, как лягушку. Сейчас даже Ивану она казалась некрасивой, редко беременность так портит женщину, просто уродует. Фигура ладно, кто её сохраняет на седьмом – то месяце, а вот лицо… Бледное, все усеянное пятнами, с мягкими, расползшимися губами, опухшим носом и подглазьями – все это было нормально для её положения, страшно было не это. Самое пугающее таилось в Вариных глазах – тайная и беспросветная темнота, непроглядный омут из которого струилось зло. Иван ощущал эту черноту всем телом, он чувствовал, как она тянет из него жизнь. Но признаться в этом он не хотел даже себе – страшно.
– Нет, Варюша. Не болею, так, немного взгрустнулось. Вон погода какая, ни зима, ни осень, посредине. Вот и я посередине, ни туда, ни сюда.
Варя саданула в его сторону тёмным сполохом, с трудом встала, собрав свои широко расставленные ноги, взявшись за коленки руками, разогнулась со стоном.
– Ну ладно. Видишь я какая, в жизни в нашем роду женщины так трудно детей не носили, я первая. Пойду лягу на час, ты уж тут сам. Похозяйствуй…
Иван с облегчением вздохнул, оделся, чтоб идти к скотине, напялил шапку, и тут, у самой двери его догнала Настасья. Малышка потеребила его за штанину, вложила маленькую теплую ручку в его ладонь и потянула в сени, да так сильно, крепко потащила, вроде и не была крошкой, птичка-птичкой.