– Красивая ты, Дин. Прямо глаз не оторвать, принцесса.
Иван сказал это искренне, но слова прокатились камушками холодно и звонко, и в сердце не отозвались. Дина улыбнулась, погладила жениха по руке, чуть прижалась.
– Для тебя, милый. И это…
Она стала боком, не обращая внимания на народ, толкающийся в вестибюле положила руку на живот, выразительно его погладила.
– И это… Для тебя…
Дина с силой захлопнула окно, да так, что задребезжали стекла – опять эта попрошайка с дурацким именем припёрлась за мукой. Сколько раз она говорила Ивану – не поважай всякую шваль! Ходят, клянчат, нет, чтоб работать, как следует, а он каждому готов кусок сунуть. Благодетель.
Анфиса, вздрогнув всем щуплым телом, отскочила от окна, и, не удержавшись на обледнелой тропинке так и полетела бы в сугроб, встала прямо в глубокий снег одной ногой. Но сзади старуху поддержал Алексашка – невысокий, но крепкий парнишка легко удержал легкую, как перышко бабку и не дал упасть.
– Сейчас, баб Анфис. Вынесу. Тебе чего – мучицы?
Старуха вылезла из сугроба, потопала рваными валенками, чтобы стряхнуть снег, поправила съехавший набок косматый пуховый платок, глянула по-птичьи подслеповатыми глазками на мальчишку, проблеяла тоненько
– Мучиицы, родной, Сашочек. Стакашек, на хлебушко. И яичка, хоть битого. Может, мамка даст… Скажи тока, что другому кому, а то мне не даст. Злющая.
Алексашка зло зыркнул в сторону окна, кивнул бабке, нырнул в калитку.
– Чего ты шаришь там, как мышь? Вот я мамане скажу, конфеты таскаешь, наверное.
Светка, противно прищурившись, отвесив влажную пухлую розовую губу, прислонилась плотным бочком к резной стенке ларя, и буравила сводного брата острыми узкими зрачками, как гвоздиками. Девке исполнилось пять, но за отвратительный характер взрослой девицы ей можно было дать и восемь. Да и разумом она была старше, хитрая, злая, быстрая и умная, несмотря на свой вид толстой девочки – одуванчика.
– Молчи, вредина. Нет там никаких конфет, конфеты в буфете. И не ем я их, это ты жрёшь конфеты, как хлеб, а фантики за диван бросаешь. Как бы я матери не пожаловался.
Светка норовисто дёрнула толстым плечом, буркнула
– А чего тебе там надо? Лазишь зачем?
– А он старухе попрошайке муку ворует. Он же зерно покупал, на мельницу возил, в ларь прятал, хранил. Вот теперь и разбазаривает…