Вот прямо заболеваю я, когда пять человек идут на одного. Ну четыре уже… А-ах!
Нет, теперь их уже оставалось трое, потому что четвертый противник сделал серьезный тактический промах в виде страшного выпада мечом мне в голову.
Я же, щелкунчик, вместо того чтобы отбить его, щелкнул в сторону – представил, что танцую в одноименном балете русского композитора Чайковского, и просто отпрыгнул. Он со своим инструментом и впилился в ограду. Я ринулся на него, как на главную мышь в генеральской треуголке, и сам нанес скользящий, от плеч, удар. Будто взял и заштриховал полтыщи градусов в их окружности.
Еще одного не стало. Покусителя. На честь. На мою мечту. Меч глубоко вошел в шею, перерезав какую-то вену, и как оттуда хлынет! Ну море разливанное.
Мало этого моря, окатившего чистую, гладкую древесину настила, так еще из-за его спины ко мне устремился следующий противник, а я еще из этого меч не вынул. В этом еще застрял…
Следующий-с. На выход, молодой человек, с вещами-с. Последний из трех. Нет, будет пра-правильнее сказать, предпредпоследний противник. Хотя я уже мог в принципе не драться – помощь приближалась.
Девушка была цела и, как я успел увидеть, совершенно невредима. Смотрела на меня, не шевелясь. Неужели никогда не видала героев? Как гипнотизировала.
Противник остановился как вкопанный.
Миг наблюдал за нами, переводя глаза с нее на меня, не понимал. А потом опять подобрался ближе, но поскользнулся на этой липкости…
Надо было только поднять чертов меч. Отжать эти бешеные сталепрокаты. Художественное литье. Я заорал и на крике из живота оторвал-таки эту тяжесть, не очень высоко поднял, как сумел, и под углом уронил прямо в лужу. На третьего. Прошу вас, третий.
Но для меня уж последний, я больше не мог.
Даже меч из него не вынул. Так перемахнул через ограду к себе на веранду. И только там упал.
Оглянувшись со скрипом, увидел, как отряд вепайянских воинов набросился на оставшихся двоих и ну рубить… На капусту. И что интересно: во время этой отчаянной, но тщетной попытки незнакомцев избежать смерти – орал только я. Тут, видимо, так честь не защищали. Делали это молча, с трагизмом. Они молчали, ни криков, ни воплей – ничего, кроме лязга оружия. Вепайяне тоже действовали молча. Казалось, что они были потрясены и испуганы, но их страх явно не был вызван сражением. В их движениях, в их молчании, в их последующих действиях было что-то странное. Они все время косились туда, на дверь, где было ее зеркало, где моя барышня, облик мечты…