Спустя два месяца Гирш собрал свои скромные пожитки и бежал из Замостья. Сбежал в ужасе и страхе. Как оказалось, каббала и знание святых имен были не просто умозрительными понятиями, а могучим рубанком, истончившим стену, отделяющую разум от мира иных сущностей. Этот мир, наполненный ужасными творениями Всевышнего, находился совсем рядом, бок о бок с нашим миром, оставаясь невидимым лишь благодаря заложенной в человеческий разум спасительной «слепоте».
Знание ослабляло «слепоту», и скрытый мир раскрывался во всем великолепии своего ужаса и неизбывной тоски. Выдержать такое могли только весьма сведущие и очень верующие люди, обладающие завидным психическим здоровьем. Гирш был и верующим, и сведущим, а вот со здоровьем дела оказались хуже, чем можно было бы предположить.
Он отходил от кошмарных видений несколько месяцев, не отлучаясь из родительского дома, запершись в маленькой комнате, уставленной шкафами со святыми книгами. Даже свиток Торы выпросил для него отец и принес из синагоги, укутав одеялом, точно малого ребенка.
Гирш пришел в себя спустя полгода. «Слепота» почти восстановилась, и он снова смог ходить по улицам, не шарахаясь от зловещих теней. Начисто отринув изучение каббалы и зная, что материальное подминает духовное, он выбрал самую что ни на есть грубую работу, став приказчиком на винокуренном заводе. В его обязанности входило развозить по шинкам товар и взимать долги с нерадивых плательщиков, аккуратно заполняя конторскую книгу приходов и расходов. Сволочное занятие, сутяжное и склочное, но именно такого и алкал Гирш, именно оно позволило ему почти забыть ужасы, которых он насмотрелся в Замостье.
От Курува до Консковоля полтора десятка верст, и к шинку телега подкатила перед полуночью. Его окна были ярко освещены, а из приоткрытых дверей доносился шум голосов. Прикинувшись проезжими, реб Гейче и Гирш вошли в шинок, заказали чаю и, морщась от густого табачного дыма, принялись осматриваться. Свободных мест почти не было, изрядно набравшиеся крестьяне о чем-то спорили, возя локтями по залитым пивом грубым столешницам. Гирш поднес пару чарок соседям по столу, и те немедленно посвятили их во все местные слухи и сплетни. Терпеливо выслушав скабрезные истории про ксендза, воеводу и других важных персон повята, Гирш спросил: