Быстро пролетели годы. Ничто иное на свете не тянется так долго и не заканчивается так быстро, как жизнь. Выросла Гитель, вышла замуж за уважаемого в Куруве человека, моэля Бенциона. Он был старше ее почти на десять лет, однако разница в годах практически не ощущалась. Семья сложилась дружная, добрая, но Гитель, подобно своей матери, никак не могла забеременеть.
И хоть нищие протоптали от приюта к дому Бенциона и Гитель прямую дорожку, испытанное средство не помогало. Пока не случилась история с диббуком.
Тем вечером, вернувшись из синагоги после вечерней молитвы, Хаим нашел Блуму сидящей без головного платка на низкой скамеечке возле нетопленой печи. Вместо яркого света керосиновых ламп в доме едва теплилась одна-единственная свечка. Было холодно и мрачно.
– Что случилось, сердце мое? – удивился Хаим. – Где твоя улыбка, где ужин?
– Ужина больше не будет, – чужим лающим голосом ответила Блума. – И улыбаться нет никаких причин. Садись рядом, Хаим, справим по мне поминки.
– Поминки справляют по умершим, а ты, хвала Всевышнему, целехонька и здоровехонька, – попытался отшутиться Хаим, но Блума резко замотала головой.
– Я уже умерла, Хаим. Тело еще живет, но меня больше нет.
– Да что ты такое говоришь, Блума?! – вскричал перепуганный Хаим.
– Не называй меня так. Кончилась Блума, дымом улетела.
Хаим испугался. За многие годы супружества жена ни разу не говорила с ним таким образом. И голос… это был не ровный, мелодичный голос Блумы, а какое-то злобное тявканье.
Он сделал еще попытку. Опустился на пол рядом со скамеечкой и попробовал взять жену за руку.
– Блумеле, расскажи мне… – договорить Хаим не успел. Она вырвала руку из его ладони, обожгла взглядом безумно горящих глаз и со всей силы ударила в грудь. Хаим буквально отлетел к стенке, больно ударившись затылком.
– Не смей ко мне прикасаться, – зашипела Блума, – я не твоя жена.
Хаим встал, натянул полушубок и выскочил на улицу. Несколько секунд он колебался, бежать к знахарке или к раввину, а потом решительно двинулся к дому ребе Михла.
Раввин уже поужинал и сидел в своем кресле, уютно обложившись книгами. Выслушав габая, он вопросительно поднял брови:
– Когда это началось?
– Сегодня вечером. Утром еще все было по-прежнему.
– Пойдем. Я должен увидеть ее своими глазами.
При виде ребе Михла Блума расхохоталась прямо в лицо мужу.