– Никогда я не поверю, чтоб в первый спектакль не было хорошего сбора, но билеты, разумеется, будут брать в день спектакля, – говорил Котомцев.
– Нет, вот что надо сделать. Надо билеты продавать в посаде у кого-нибудь в лавке. Вот, например, у Глоталова в суровской лавке. Глоталов с удовольствием за это возьмется, – сказал нотариус.
– Пхе… А я этого не позволю… – заговорил еврей.
– Отчего?
– Должен же я за афиши деньги получить.
– Ты и получишь от Глоталова.
– Нет. Так нельзя.
Еврей крутил головой.
– Ну, а я покажу тебе, что можно. Давай сюда билеты и пошел вон из-за стола! – крикнул на него нотариус.
– Не ссорьтесь, не ссорьтесь с ним, Евлампий Петрович, – остановил нотариуса Котомцев. – Зачем ссориться? С Аароном Моисеичем лучше же в мире жить. Вы, Аарон Моисеич, можете так же продавать билеты, но только в вашей типографии. В следующих афишах вы даже так и печатать будете: «Билеты можно получать в типографии».
– Ну, это совсем другова дела. А сколько проценты за комиссию?
– Какая же тут еще комиссия? Вы наш контрагент, мы сдали вам вешалки…
– А буфет сдали Подседову, а не мне…
– Ничего мы еще не сдавали. Дадите вы подходящую цену, так и вам отдать можем.
– А сколько вы хотите за буфет от спектакля? Но чтоб последнего слова!..
– После, после поговорим. После репетиции… Вон учитель приехал. Сейчас начнем «Грех да беда» репетировать.
Учитель подходил к кассовому столу, здоровался с актерами и говорил:
– Два билета по семидесяти пяти копеек для нашей попадьи и поповны…
– Ура! Два рубля в кассе сбора! – крикнул Суслов, комически присел на корточки, стал себя бить руками по бедрам и запел «кукареку».
Следующая репетиция, приходившаяся накануне спектакля, в субботу, была у лесничихи. Сам лесничий Вадим Семенович Гусин вернулся уже из отъезда и следил по сценариусу за выходами. Это был пожилой добродушный человек типа отставного военного с седой щетиной на голове, в усах и бакенбардах, коренастый, неладно скроенный, но крепко сшитый. Он был в венгерке нараспашку и с непрерывно дымящейся папироской, вправленной в черешневый мундштук. Вернувшись домой вчера вечером, он вечером же съездил в гостиницу, где остановились актеры, познакомился со всеми, со всеми выпил водки и уж Суслову, понравившемуся ему своими прибаутками, говорил «ты». Котомцеву, как распорядителю актерского товарищества, он прямо сказал: