убила, я себя убила!» Убила себя и того Бога, который живёт в каждой стремящейся к свету душе.
…Это было то первое чувство, которое часто путают с любовью. Впрочем, тебе было всего пятнадцать, поэтому и простительно. Изящная, хрупкая, счастливая. Горящие глаза, искренняя улыбка, свобода в движениях… воплощённое творчество. Летнее платье, не перехваченная лентой косичка, расстёгнутые сандалии. Сердце, открытое для самопожертвования. Руки, готовые обнимать. Губы, ждущие душистого, как цветок, поцелуя. В пятнадцать лет даже мечтательный розовощёкий мальчишка кажется героем. По крайней мере, хочется так думать и воображать, что рядом с тобой – рыцарь. А он – добрый до бесконечности – но совершенно бестолковый и, конечно, не защитник, робко и неумело целовал тебя в щёку и поклонялся твоим пейзажам. Вот что хуже всего – раболепие; сначала оно тебе льстило, а потом окончательно надоело. Однажды ты вдруг поняла, что чувства-цветы завяли, и на смену пришла только лёгкая жалость: а как же он переживет твоё «не люблю?» Боялась быть резкой, но всё же вонзила кинжал-слово в грудную клетку и, не оглядываясь, ушла. Ты просто не хотела слепого поклонения, тебе необходимо было что-то совсем другое, но пока ещё сама не знала, что именно. Не разбиралась в сути, потому что умела улавливать только частички; в целое они сложились многим позже.
Ты была такой непредсказуемой, что и сама не понимала: действительно конец или очередная выдумка. Это, наверное, искусство – так жить, правда? Я знаю точно, что Бог отказывается от своевольных, и человек, привыкший существовать в согласии с собственной душой, оказывается брошенным на произвол судьбы. Но не всегда есть силы, чтобы выкарабкаться и не потонуть; ты в отчаянии смотришь по сторонам, желая найти опору, и, не находя, гибнешь. Мне жаль твоей смерти, но иначе быть не могло. Мир потерял цвет и запах, привычная будничность поглотила всё; и, хотя перемена была ощутимой, едва ли кто-нибудь это заметил.
На первой выставке ты познакомилась с известным режиссёром. Он поцеловал твою дрожащую руку и пригласил в дорогой ресторан – лабиринт чужих запахов, пошлых жестов и громких слов. Когда ты зажигала его уверенную сигарету, пальцы выдавали авторский замысел. Тебя бросило в его жизнь, как в жар; театральность и искусственность показались вдруг единственно правдивыми во всей этой внешней кутерьме идей. Режиссер посмеялся над твоими детскими картинками и обесценил все достижения, ты бросила писать и совершила отречение, взобравшись на сцену. Этот человек был похож на Мефистофеля, но ты любила его, потому что он не пел оды, как другие. И когда розовощёкий юноша предложил тебе жизнь – семейный уют, любовь, быт, стабильность, ты выбрала смерть. Может быть, потому, что ценила случайное мгновение больше мифического будущего?..