Мы с тобой друзья навечно.
Я ей рассказала, что у нас… там «овца» это ругательство. И Тай теперь меня дразнит детским стишком.
Это хорошее воспоминание. Свежее. Сегодняшнее.
Но старец Ларий мотает головой.
И в зале мама Толли тоже хмурится. Ларий наклоняется ко мне, командует:
– Другое! Про метро!
Это старое. Про то, как я слышала в метро музыканта с саксофоном. Он играл мелодию из того самого моего любимого мюзикла. И это было волшебно.
Ладно, пусть будет саксофон.
Тёплая картинка. Красивенькая.
И я почти ничего не чувствую, пока её передаю. А люди улыбаются, плачут, расправляют плечи, вздыхают. Просто красивенькая картинка для гостей, я её прокрутила и теперь стою зеваю. Хочу сесть на место, но Ларий останавливает. Обращается ко мне «сестра», как к взрослой несемейной женщине.
– Спасибо, сестра Дым. Вместе с этой благодарностью я хочу передать тебе право наследия ордена. Служи своей новой родине верно и честно.
Я зеваю, мотаю головой.
Чулочный пояс опять сполз, режет!
– Ага, спасибо.
В зале шорохи. Движения. Ничего не понимаю. Что он там сказал?
– Приветствуйте сестру Дым, наследницу ордена милосердия!
И он мне кланяется.
Я стою и улыбаюсь как дурочка. Это как на уроке, когда думаешь о своём и тут вдруг: «Вика, о чём мечтаешь? Что я сейчас говорила?». Там я тоже всегда улыбалась как дурочка. Но там было привычно. А как сейчас себя вести, я вообще без понятия.
И все смотрят, встают, аплодируют, потом садятся и снова на меня смотрят. Ну ладно, значит надо импровизировать, как на любом школьном спектакле, когда что-нибудь обязательно идёт по косой.
Я тоже кланяюсь. Сперва Ларию, потом залу… мама Толли не улыбается, смотрит напряжённо. Юра пристально разглядывает меня. Он уже не выглядит таким сонным! Маленький Август ковыряет в носу. Так смешно! Всё серьёзные, а этот…
И я улыбаюсь. И всё – будто какие-то завязочки оборвались, типа этой дряни на чулочном поясе! Мне так свободно. Словно я вспомнила роль.
– Добрый вечер, собратья по Ордену! Благодарю за оказанную честь. Это очень важно для меня и для вас…
И дальше я уже знаю, что говорить. Потому что, если честно, когда я думала, что вырасту и стану актрисой, я репетировала награждение. Ну, не «Оскара», но что-то такое, важное и прекрасное. Как мне что-нибудь вручают, и я стою со статуэткой и говорю такие тупые… такие прекрасные слова. Яркие и бессмысленные, как золотая обёрточная бумага.