В обеих Джульфах пассажиры проходили тщательный пограничный и таможенный досмотр. А в Джульфе-иранской нашим вагончикам еще и меняли колеса: на территории Ирана железнодорожная колея была более узкой.
После прохождения советской границы, глубокой ночью, специальный электровоз провозил три спецвагона по специально построенному для «поезда-призрака» мосту через реку Аракс, по которой проходила советско-иранская граница, и через нейтральную полосу за ней – до самой Джульфы-иранской. Папа говорил, что по международным правилам «нейтралка» – это ничья территория, на ней не действуют ничьи законы, и даже по нарушителю границы, пока он стоит на «ничейной» земле, стрелять не имеют права ни с одной, ни с другой стороны. Я мечтала увидеть «ничейную территорию своими глазами.
Рассвет пассажиры встречали в Джульфе-иранской, где их поджидали иранские пограничники, таможенники и стражи революции – куда ж без них. Пока вагоны «переобували» для более узкой колеи, все эти официальные лица потрошили багаж всех, у кого не было дипломатической неприкосновенности. Покончив с формальностями, три наших вагона прицепляли к иранскому поезду «Табриз-Тегеран».
Со всеми этими ожиданиями, сменами колес и прохождением двух пограничных пунктов со всеми вытекающими процедурами в пути пассажиры спецвагонов находились четверо суток – с субботнего вечера до обеда среды.
В иранскую столицу заветные вагончики из Союза обычно прибывали во второй половине дня: в это время на перроне можно было увидеть много «шурави». Они встречали своих близких или доставленные с оказией корреспонденцию и посылки из дома.
По дороге из Тегерана в Москву все повторялось ровно в обратном порядке.
В бимарестанском народе наше средство передвижения на Родину прозвали «поездом-призраком». В этом прозвище содержалась грустная ирония: три вагончика, в которых нас перебрасывали через границу, нигде не значились – ни в иранском составе, ни в советском, ни где-либо еще. И сгинь вдруг этот «спецсостав» где-нибудь между Ираном и СССР, об этом узнал бы только Комитет государственной безопасности. И еще неизвестно, что именно он сообщил бы родственникам исчезнувших пассажиров.
Путешествие было по-настоящему опасным – но, во-первых, для всех, кто прожил в Тегеране больше месяца, опасности становились привычными буднями, а во-вторых, другой дороги домой все равно не было.