– Мы отличаемся от гусениц тем, что у нас есть наука, есть приборы, – возразил Бретт. – Мы способны отличить мёртвую плоть от живой: в живой сохраняются жизненные функции, в мёртвой нет.
– Любая физиологическая функция есть процесс, – тут же парировал Донахью. – В мёртвом теле нет тех же процессов, что и в живом теле, а не процессов вообще. Трупы же не инертны. Да и кто сказал, что процессы в телах обеих ипостасей должны полностью совпадать? В теле бабочки, например, реализуются процессы, отвечающие за кинетику крыльев или усвоение цветочного нектара, а у гусениц ничего подобного нет.
При наличии разума и научных приборов, гусеницы начали бы исследовать куколки и тоже зафиксировали бы отсутствие жизненных процессов, потому что внутри куколки гусеница полностью растворяется в густую жижу и уже затем из этой жижи по-новому формируется взрослое насекомое – с другим телом, с другой головой, с другим ротовым аппаратом, с другим набором конечностей, с другим метаболизмом…
Со всеми своими приборами разумные гусеницы констатировали бы абсолютную и безусловную смерть своей окуклившейся соплеменницы и её последующий тлен, в то время как на самом деле гусеница продолжила жизнь в иной ипостаси, переродилась в бабочку. Разве не так же с людьми? Мы разве что сами себя в могилу не закапываем, для этого нам требуются другие люди, но уж если кого-то закопали, считается, что его жизненный путь на этом закончен…
– Брось, ты ведь это не серьёзно?
У Бретта промелькнула спасительная мыслишка о том, что с напарником произошло нечто худшее, чем с агентом «Дзеты» – он совсем умом тронулся, вот и несёт какой-то бред.
– К сожалению, друг мой, я серьёзен как никогда, – заверил его Донахью. – Я не аналитик, я всего лишь скромный полевой агент и о многих вещах не умею говорить складно. Такие как я нередко испытывают определённые трудности, пытаясь донести до новичков наши взгляды на сущность имаго. Думаешь, всё так просто и легко?
Я полагаю вполне очевидным, что разумные гусеницы не смогли бы уразуметь сущность бабочек. Так же и человек не в состоянии в полной мере уразуметь свою смену стадий. Ты должен согласиться, что если некое существо чего-то не воспринимает, это ещё не значит, будто этого «чего-то» не существует. Глухие не слышат звуков, а слепые не видят цветов и это не означает, будто акустических колебаний и цветовой гаммы объективно не существует. Это лишь значит, что у конкретных индивидуумов ограничено восприятие. Мы – всего лишь личиночная форма, друг мой, а вот имаго – взрослая!