Я воспользовалась дарованной свободой, подбежала к нему и села у его ног. Перед моим глазами промелькнули все наши встречи. Каким красивым и мужественным он тогда выглядел! И ни разу Виторио Фаррери не обидел меня. Даже в первое наше столкновение в лифте он не сделал ничего плохого. Да, умо Фаррери воздействовал на меня своим голосом, но он ошибался на мой счёт, как и я неправильно относилась к нему, полагая, что он такой же, как и другие ишаары, а на самом деле помогал мне, не требуя помощи.
Сейчас Фаррери выглядел так, словно был слегка пьян. Его зрачки расширены настолько, что не видно серой радужки. Уголки губ чуть приподняты. И эта тень улыбки пугала меня. Казалось, что так он пытался скрыть боль.
Новая волна самобичевания нахлынула на меня. Мне было так стыдно, что из-за меня он сейчас страдал. Я схватила его за правую ладонь обеими руками и едва удержалась, чтобы не коснуться её тыльной стороны губами. Благо, что голос одного из ишааров не дал мне этого сделать.
– Дядя прознал про мои делишки, – ишаар Диаминты занял второй диван. – И изгнал меня из клана.
Рядом с ним и села подруга. Она посмотрела на меня, приподняв левую бровь, и поджала губы.
– Я бы не сказал, что это плохо, – пожал плечами умо Джантале, бросающего на нас с умо Фаррери неодобрительные взгляды. – По крайней мере теперь тебе не надо притворяться перед ним и скрывать свою силу.
– Ты забыл сказать, что утащил меня с собой, и мой бывший жених вызвал тебя на дуэль, – Диаминта наградила своего спутника хмурым взглядом, который, казалось, веселился вовсю и не придавал значения тому, что она говорила.
Какая дуэль? Что это? Ещё какое-то унизительное условие наподобие патронажа?
Подруга не замолчала, она продолжила:
– А ещё нам негде жить, нечего есть и денег тоже нет.
Я всё никак не могла понять, о чём они говорят, поэтому всё своё внимание сосредоточила на умо Фаррери и мыслях, как извиниться перед ним и загладить свою вину. Вывел меня из оцепенения голос Диаминты:
– Килли, я хочу в туалет и есть.
Она никогда не стеснялась и говорила всё как есть. И сейчас подруга не говорила: в её голосе отчётливо звучали приказные нотки, требовавшие немедленно исполнения. Будь я всё ещё работницей кафе, то её тон вынудил бы меня броситься исполнять команду. Но я уже не работаю ни в кафе, ни в клубе.