Калёный испарился как чеширский кот, с улыбкой. А я, прижав покрепче пассажиров, посмотрел на запад, туда, где линия горизонта, ещё подсвечивалась тонкой линией заката.
Далеко, очень далеко, на такое расстояние, я не прыгал. В памяти вдруг всплыли слова школьной географички: «Горизонт – это мнимая линия, которая удаляется по мере приближения». Сейчас приблизим…
Прыжок.
У меня будто петарда в голове взорвалась, боль настолько сильная, что зрение почти пропало, но осязание некуда не делось. В ушах свистел ветер. Я падал!
– Мать т…– ругательство потонуло в шуме ветра.
– Мамааа…– кричал мальчишка.
– Ууу…– поддержал нас Пряник.
В отличии от счастливчика Калёного, пассажиры, видели и чувствовали всё.
Нет, нет… сосредоточься – падение нас точно убьёт!
Я безуспешно попытался напрячь зрение, но подо мной, проглядывалась, только тёмно-серая муть. Резь в глазах и потоки воздуха били немилосердно.
Пряник беспрестанно подвывал, но вырваться не пытался, словно понимая, так точно не выживешь.
– Мне страшно, – крикнул ребёнок и уткнулся лицом мне в грудь.
Мне тоже парень, хорошо хоть сознание не потерял, прыгун за горизонт м…ь!
Секунды таяли, я уже чувствовал неминуемое столкновение. Но тут, картинка изменилась. В темноте, куда не глянь, вырисовались пышные и округлые островки, как облака.
Деревья…
Я обрадовался, хоть какому-то ориентиру. Это значило, что конец близок, конец во всех смыслах.
Может прыгнуть прямо в листву? Так хоть инерцию погашу! Решено!
На долю секунды, стало чуть светлее, возможно виной тому прогал меж облаками, в него заглянула яркая звезда, осветив, сплошное серо-зелёное море. Нет, не совсем сплошное. Узкая полоска, уходящая к линии всё ещё далёкого горизонта.
Вот оно! Надеюсь, сил хватит.
Прыжок.
Инерция всё же уложила меня на асфальт, сгруппировавшись в последний момент, я сумел избежать удара головой. Не знаю, насколько это помогло, боль была такая, что казалось, голова вот-вот треснет. Распластавшись на дороге, я расслабил хватку. Пряник тут же радостно запрыгал, тихонько тявкая при этом.
– Тихо, – прохрипел я, удивляясь сухости во рту.
Мальчишка откатился в сторону и уселся. Темнота это, или зрение подводило, но видел я, только нечёткие очертания. Осталось ещё одно, Калёный.
– …Сожрёт… – в ночной тишине, голос клокстопера, прозвучал как гром, средь бела дня.