И девочка опять погрузилась в забытье…
Сидя в везделете, Екатерина делала заметки, диктуя свои мысли рабочему компьютеру – тоненькому планшету размером с ладонь.
– Родительницы Эльзы явно что-то скрывают – только вот что? Может, еще более тяжкие преступления? А может, и собственную невиновность? Их дети рано научились врать. В прошлом многие из них имели преступный опыт. Увечили, истязали, продавали собственное тело и совершали массу других отвратительных поступков.
Перед глазами Екатерины встали детские лица из зала суда. Через боль и негодование просвечивало что-то еще.
– О чем они молчат?
Везделет Екатерины несся по воздушной трассе. Внизу простирался пульсирующий, искрящийся город. Калининград являлся типичным Российским городом, он перестал выделяться немецкой аккуратностью, разумностью. Как и в миллионах других городов по всей России около домов стояли контейнеры, сразу перерабатывающие отходы. Повсюду пестрели переносные, цветущие круглый год клумбы. Ограды были заботливо покрашены в гармонирующие с домами цвета. Воздух пах навязчивой, химической чистотой. Куда подевались русские провинциальные города с их склизкой неустроенностью, шаткими заборами, горами мусора и всегда пьяными, исповедально искренними людьми? Россия изменилась. Россиянки перестали выкидывать из окон везделетов пивные банки, хамить и укрываться от налогов. Женщины, как и всегда, были сильны и прекрасны, в мужчинах появился универсальный, иногда подправленный пластической хирургией стандарт красоты. Раскосо-темные лица с высокими скулами, пухлыми губами улыбались пружинисто и призывно. Средний уровень жизни россиянок стал одним из самых высоких в мире. Налоги платились исправно, всей правды не говорили, но жили в довольстве и с верой в завтрашний день. Великая госпожа Сеньоль подарила стране закон, вырубив его скрижали в людской плоти. Она связала преступлением и деньгами главные семьи государства, чтобы те в страхе перед собственным беззаконием хранили закон.
– Почему отказываетесь? – прогремел голос высокой милиционерши.
Судья упрямо молчала.
Женщины стояли друг против друга в подвале – крошечном помещении, оборудованном глушилками для секретных разговоров, с узким звукоизоляционным окном, выходящим на неряшливый, сизый пустырь.
– Вспомните, сколько сделала мама! Должны быть благодарны! – милиционерша ткнула судью в грудь.