Постойте старцы! Где так одичать
Могли вы?! Что переменилось?!
Какое зло за вас взялось?
Мы – энты, мы не верим в это,
Что вы отраву принесли в наш дом.»
Жреца два темных отвечали:
«Молчи зелёное отродье,
И вспомни, как презренно ты глядел,
Когда людишки в мусор облачали
Весь лес, в котором ты хозяин;
И снисходительность твоя до края
Привела; люди не люди стали,
Совсем концы с концами перепутали!
Ты так же был бездвижим, пусть,
Но мы так это не отпустим.»
Жрецы руками мёртвых сеят
В капканы подле древ кристаллы.
Колонной люди прут и блеют;
Лики сменяются оскалом.
Дуб ветвями очищает всю округу,
В земле являет обороны оквидуги;
Вода, что наполняет их мертва,
Питает корни древ; листва
Желтеет в раз и чаща остальная,
Пуская свой предсмертный вздох,
Взвывает хором: " Я семя пеленаю,
Пусть спит в земле, взойдёт, как видит Бог!»
Серое небо, чёрные стволы, трава гнилая;
Не пляшет ветерок, не слышно звонка лая.
Жрецы угрюмы, произносят:
«Процесс запущен, люди носят
Друг другу яд, его плодят.
Очистку можем просто наблюдать.» —
Картина завертелась, обернулась;
Светлана с ужасом проснулась.
«Уходит ночь, пускай за ней и сон!» —
Глядя в окно, Светлана говорила:
«Как странно, не звонил Антон,
Наверно обзавёлся новой милой,
И пусть, уж лучше так;
Отстанет от меня этот мудак.
Мне легче быть одной,
Чем нервы, что натянуты струной.
От отношений деструктивных
Я наконец освобожусь;
К спокойствию приближусь
И буду сторониться экспрессивных.»
Так начиналось дивно утро,
Вершилось монологом мудрым.