– Спи.
Она просыпалась и снова засыпала, тонула в слабости и забытье. Приходила в себя, пыталась шевелить забинтованной ногой. Та болела, но не острой болью свежей раны, а так, словно прошло уже много дней. Протянув руку, находила у изголовья глиняную кружку, каждый раз теплую и полную. Горькое питье проваливалось в горло, и по телу проходила теплая волна, растворяя боль.
«Наркотик», – думала она, откидывалась обратно на меховое одеяло и уплывала в сон.
Однажды очнулась совсем. Боли не было. В кружке у изголовья оказалась чистая ледяная вода. Откинув одеяло, не увидела бинтов, не увидела и раны – лишь свежие шрамы алыми полосками тянулись от колена к ступне.
Был серый день, обычный для этой пасмурной страны. Она лежала на узком ложе, построенном, кажется, как гнездо, из веток и мусора. У дальней стены хижины – лучшего названия жилище не заслуживало – была еще одна такая же постель, а ближе к входу простая глинобитная печь с дымоходом. С дальней от входа стороны под круглым окном – что-то вроде низкого столика, полностью заваленного посудой и инструментами.
Возле столика прямо на полу сидел, скрестив ноги, хозяин дома. Он держал на коленях большой кусок меха и шил, ловко орудуя иглой и длинной ниткой.
Он был совершенно сед – борода и волосы, длинные, заплетенные в косу. Но крепок, как старый кряжистый дуб. Он носил штаны из грубо выделанной кожи и ветхую рубаху с неровно обрезанными рукавами. На шее висело ожерелье из чьих-то зубов, длинных и острых. От их вида заныли свежие шрамы на ноге.
Этот человек ее спас и вылечил. Она обязана ему – по меньшей мере благодарностью. Неприятное открытие для той, что уже очень давно обходилась без чужой помощи и собиралась обходиться впредь.
– Спасибо, – негромко сказала она.
Он повернул голову и улыбнулся:
– День четырежды умер и народился вновь, пока ты спала, Дева-Сбежавшая-От-Псов. Исцелились ли твои раны?
Она пожала плечами:
– Кажется, да.
– Это хорошо.
Он вернулся к шитью, как будто важнее этого занятия ничего не было – уж точно не девушка, за которой ему пришлось ухаживать четыре дня. Она ощутила, что краснеет, и спросила сердито:
– Кто ты такой?
Он рассмеялся:
– Кто я? О, я могу многими именами назваться и под многими лицами предстать, но будет ли что-то из этого мною? И да и нет. Зови меня Шаманом – сейчас мне по нраву это имя. А как называть тебя, дева?