Минуты прошли, а я стою на тропе к дому. Злость съедает изнутри, слезы текут непрошенные. Нет тепла и нежности, не хватает солнца лучика. Одни могилы кругом, и нет мне выхода, ни в свет, ни в перерождение.
– Чтоб тебя, проклятого, совесть замучила. Слышишь, Сумрак! Тебе говорю!
Сорвалась в угоду тьме. Изменила мне выдержка хрупкая.
Обернулась на незнакомца. Лежит, не шелохнется. Совсем худо ему. Поспешила, сотворила клубок магический, выпустила. Вскинула руки в мольбе. Призвала силу природную. Попросила воздушный океан о помощи. Подул ветер, всколыхнулся и поднял над землей неизвестного. С легкостью перенес к двери ветхой, меня опережая.
– Спасибо тебе, слышащий тайны великие. Легкого пути тебе! – поблагодарила мощь воздуха.
Затащила в дом покосившийся мужчину. Быстро действовать надо. Тени выходят, смерть выжидают. Чуют, вскоре вдох последний, исход жизненный. Словно вороны, слетаются на лакомство.
Расстелила покрывало за печью теплой. Гостя на лежанку уложила. Наперник, сеном набитый, в изголовье кинула.
– Ханна, на страже будь, пока занята я!
Белокрылая за окном вспорхнула, на крышу взлетела.
Я кружку водой наполнила. Цветок ромашки туда бросила. Плесень с угла дома стесала да пол-ложки тли сушенной для заживления добавила. Все размешала тщательно. Вернулась к раненому. Приподняла голову и поднесла к губам сухим, обветренным.
– Один глоток и жить будешь, – влила по капле.
Сглотнул судорожно. Глаза под веками забегали, закашлялся.
– Хорошо. Вот и здорово.
Теперь и рану промыть колотую надо. В темноте ночи всякие болезни хорошо проявляются. В реку его бросить бы, в воду проточную. Стихия водная всю хворь заразную вычистит, и заживет все в скорости. Но не дотянуть обморочного, время утеряно.
Рубаху его окровавленную расстегнула, в угол скинула. Ботинок единственный сняла в земле испачканный да брюки рваные, на коленях с прорезями. Раздела наголо.
В таз воды набрала и тряпицу смочила. Отерла лицо, плечи и грудь его широкую. Мужской красотой удивляясь.
– Хорош собой, незваный. Только что той красоты, если душа неизвестно какая.
Словно услышал он слова мои в беспамятстве. Улыбнулся краешком губ. А я мазь намазала, на рану надавливая, так с его лица улыбка тотчас испарилась. Так-то лучше будет. На краю самом находится, а ухмыляется. Укрыла одеялом шерстяным и печь остывшую топить принялась.