– Почему ты хочешь избавиться от воспоминаний о своей матери, Джаред? Она плохо к тебе относилась?
Черты его лица стали еще острее. Я не была уверена, сердится он на меня или на женщину, которая считала херувимов милыми. Мне вдруг захотелось, чтобы его досье имело больше информации.
– Ты ешь что-нибудь, кроме радуги, Перышко?
Его вопрос потряс меня.
– Радуги?
Резкость испарилась с лица Джареда, но черты не смягчились. В Джареде Адлере не было ничего мягкого.
– Горшочки с золотом[28], но только на завтрак, – выдала я.
Мой ответ вызвал у него улыбку, которую я могла бы назвать сокрушительно прекрасной. Если бы не пребывала все еще в ужасе от того, что скрывалось за ней.
– Я дам знать Мюриэль.
– У нее есть поставщик?
– А я-то думал, что фанатики унылые.
– У тебя на удивление много предубеждений о фанатиках. Полагаю, я не первый фанатик, с которым тебе довелось столкнуться.
Пристальный взгляд Джареда впился в мой.
Прежде чем я успела спросить его об остальных, двери столовой открылись.
– Pardonne-moi[29], Джаред. Я не знала, что ты развлекаешься.
– Ты неправильно все поняла, Мими. Это меня развлекают.
Мими? У Джареда было прозвище для каждой близкой ему женщины? Не то чтобы я была ему близка. Хотя технически я была женщиной и буду рядом с ним в течение следующих двадцати трех с небольшим часов.
Мюриэль изобразила легкую улыбку. Несмотря на густой макияж, она была красивой женщиной.
– Не хочешь поужинать?
– С удовольствием.
Улыбка женщины стала шире.
– Твоя гостья присоединится?
– Да, – ответил за меня Джаред.
– Спасибо, – сказала я, прежде чем она ушла.
– Не за что, – Мюриэль закрыла дверь.
– Она очень заботится о тебе, – заметила я.
Джаред снял пиджак и бросил его на спинку одного из обитых тканью обеденных стульев, а затем занял место во главе стола.
– Ей платят за заботу.
Я вздрогнула.
– Сомневаюсь, что она заботлива поэтому.
Мужчина отодвинулся назад и закинул ногу на ногу. Его штанина задралась, обнажив красный носок, который сочетался с карманом на пиджаке.
– Она бы не осталась, если бы я уволил ее.
– Не верю.
– Конечно, ты не веришь. В твоем мире все хорошие и добросердечные.
У меня пересохло в горле.
– В моем мире?
– Очевидно, ты живешь в мыльном пузыре, Лэ. Только по-настоящему бесхитростный человек может прийти в мой дом в ожидании доброты.