– До «не хочу», Сеня, это верно.
– Так уважение к нам поднялось – водку в нашу честь стали делать. «Ангарская» называется, предприятия «Кедр». Видал?
– А чего на нее глядеть? Я ее пью, – хмыкнул Вася. – Я никогда попусту не гляжу.
Д-да, вот тут бы Сеня воспарил! Он почувствовал, как его обдает нетерпеливым жаром вдохновения, которое, не удержи он его, в такую высь, в такую поэзию бы его вознесло, что только держись! Но нет, сказать надо было так, чтоб ничего не сказать и в то же время дать Васе понять, что ему, Сене, все известно.
– А я вот попусту, на пустую, значит, бутылку гляжу, – подхватил он, – которая, значит, с крылышками. Сама летает. Знаешь такую?
Вася делал вид, будто не понимает, смотрел на Сеню по-бараньи.
– А у меня все старые… накопились за прежнюю веселую жизнь, – продолжал Сеня. – Не такие красивые. Но – если надо – полетят! Полетят! Куда хошь!
– У меня их, старых-то, мильен, – сообщил Вася, и Сеня понял это так, что весь мильён будет в его огороде.
– Мильёна у меня нету, хвастаться не буду, – отвечал он. – Но полмильёна в строй поставлю.
– Богатые мы с тобой, Сеня…
– Богатые.
И – разошлись. Понял Сеня, что борьба предстоит серьезная.
* * *
Дни стояли солнечные, яркие, снега искрились, обжигая глаза, и Сеня, по двадцать раз на дню озирая брызжущее искрами поле своего огорода, никак не мог разглядеть, есть свежие следы от падающих предметов или нет. А заходило солнце – снега синели, превращаясь в слитное, светло-вишневое, все густеющее полотно, не выдающее ни единой выбоинки. На всякий случай, чтобы не остаться в дураках, Сеня пометывал когда по одной, когда по две бутылки, но без задора и без злости – ответных действий он воочию не наблюдал. Но и там, куда он пометывал, тоже не рассмотреть было следов – значит, и на своей территории они могли быть необнаруженные.
Оконце летней кухни выходило в огород, Сеня в сумерках забирался туда и, не включая огня, курил, поглядывая. Но хитер был Вася и дожидался темноты. А в темноте хоть сто глаз выставляй, все равно не увидеть.
А потом, потеряв интерес, Сеня и вовсе забыл о состоянии войны, в котором он находился.
Но тут пришли к нему мужики, два брата – Кеша да Гена Солодовы. Кто из них старше, Сеня забыл. Тот и другой здоровые, крупные, с широкими и темнокорыми, приплюснутыми, как у всех коренных забайкальцев, лицами. На лесной работе мужики получаются крепкие, не мельче шахтеров, а от свежего воздуха – продубленней, покряжистей.