– Вот то-то и оно – никто не знает. А почему человек на белый свет приходит ночью и уходит ночью? Неправильно это. Я хочу днем умереть. Люди разговаривают, курицы крыльями хлопают, собаки лают. Ночью страшно, все спят. А тут ребенок кричит, из матери вышел. В другом месте старик кричит – из него жизнь уходит. А люди, которые посередине, спят. Проснутся, а уж кочевье произошло. Работу свою сделают, не сделают, опять ночь, опять спать, и опять все сдвинулось. О-хо-хо! Ночью никто тебе не поможет, не скажет: «Умирай, Василий, умирай, не бойся, ты все сделал, а чего не сделал, другие доделают». Человека успокоить надо, и тогда ему не страшно в домовище ложиться.
– Ты чего это, отец? – испуганно спрашивает Петр. – Чего мелешь-то?
– Мелешь, говоришь! А мне страшно. Вот ты встал и ушел, а я один. Я привык один, – жить, значит, привык один. Умирать одному страшно. Не привык.
Он тянется за бутылкой.
– Давай разольем да я лягу.
Петр приходит домой и говорит Василисе:
– Плохо отцу.
Василиса не отвечает.
Опять день. Дверь в амбар снова открыта.
– Васька! – кричит Василий.
Васьки где-то нет.
– Васька!
Василиса, придерживая в руках край платка, осторожно заглядывает в дверь.
– Нету Васьки, не кричи почем зря, – говорит она.
Василий приподнимается и смотрит на нее.
– Это ты, Василиса? – ослабевшим голосом спрашивает он. – А где Васька?
– Убежал.
– Ты зайди, Василиса, чего уж теперь.
Василиса перешагивает через порог и останавливается.
– Подойди, Василиса.
– Захворал, ли чо ли? – спрашивает Василиса от порога.
– Чую, смерть моя близко. Ты подойди, попрощаемся.
Она осторожно подходит и садится на край кровати.
– Плохо мы с тобой жили, Василиса, – шепчет Василий. – Это я во всем виноватый.
– Совсем не плохо, – качает головой Василиса. – Дети выросли, работают.
– Плохо, Василиса. Стыдно перед смертью.
Василиса подносит к губам край платка, наклоняется над Василием.
– Ты чего это выдумал-то, Василий? – шепчет она. – Чего это ты выдумал-то?
– На меня твои слезы капают, – обрадованно шепчет Василий. – Вот опять.
Он закрывает глаза и улыбается.
– Чего это ты выдумал-то, Василий? Боже мой, грех-то какой!
Она трясет его за плечи, он открывает глаза и говорит:
– Давай попрощаемся, Василиса.
Он подает ей руку, она пожимает ее и, всхлипывая, поднимается.
– Теперь иди, – говорит он. – Теперь мне легче стало.