Ваши рассуждения будут хороши и основательны, если вы сумеете дать объективное определение красоты.
В этом нет необходимости, потому что мы исходим из общего для нас, верующих и атеистов, эстетического опыта.
Но у людей разные представления о красоте! Представители некоторых культур (или даже субкультур) могут так «красиво» нарядиться и накраситься, что непривычный человек испугается…
Чья-то эстетическая неразвитость не отменяет того, что люди эстетически развитые способны воспринимать красоту и видеть ее в одном и том же. Бах – великий композитор: это могут воспринять как верующие, так и атеисты. Кому-то, возможно, Бах покажется скучным, ему будут гораздо интереснее песенки-однодневки. Но это никак не отменяет опыта других людей, которые, независимо от их веры или неверия, способны оценить музыку Баха.
Точно так же встречаются грубые люди, неспособные оценить красоту природы; но их эстетическая неразвитость никак не ставит под вопрос опыт тех, кто может наслаждаться этой красотой.
В мире также много уродства. Не должны ли мы сделать из этого вывод, что предполагаемый Создатель мира любит уродство?
Уродство не обладает самостоятельным бытием, оно существует только на фоне красоты. Это порча, нехватка, умаление. Мы можем сказать, что вандал «изуродовал» картину, или раны «изуродовали» человека, или плохая постановка «изуродовала» пьесу – только при условии, что существует правильный, «неизуродованный», первозданный образ картины, человека или пьесы. «Уродство» – это когда что-то пошло не так, сломалось, испортилось. Как и зло вообще, уродство несубстанционально, это дыра, порча, как прореха в штанах или дупло в зубе. Это не что-то созданное, а порча в созданном. С христианской точки зрения это результат греха, но и в любой другой картине мира уродство – это что-то вторичное. Это нехватка красоты там, где она должна быть, как тьма – это нехватка света. Поэтому уродство, в отличие от красоты, ничего не доказывает.
Наше переживание красоты – это всего лишь субъективные реакции в цепочках наших нейронов. Почему вы решили, что они должны отражать какую-то объективную реальность?
По двум причинам. Во-первых, мы делаем какие-то утверждения о реальности на основании нашего опыта. Наш опыт может быть иллюзорным: например, мы можем увидеть воду на дороге и, подъехав, убедиться, что это мираж. Но, чтобы объявить какой-то опыт иллюзорным, мы должны сопоставить его с каким-то более достоверным опытом. Например, воду, которую мы увидели издалека, – с сухой пустыней, которую мы обнаружили на месте. На каком основании мы могли бы утверждать, что наш опыт красоты иллюзорен и ему ничего не соответствует в реальности? Если мы говорим: «на самом деле туманность Андромеды не красива, это только чисто субъективная реакция в твоих нейронах», – то откуда мы берем это «на самом деле»? Как мы в этом убедились? «Весь наш опыт сводится к реакциям в цепочках нейронов» – утверждение, которое является предметом веры, и притом, как мы уже рассматривали, предметом крайне спорным.