– Под ноги смотри! – прошипел он и добавил что-то совсем уж нелицеприятное в адрес Рика.
Ага, под ноги… Чтоб последним, что он увидит перед каменоломнями, стала разбитая, пыльная дорога? Вот уж спасибо. Да и не стоило принимать крепкие выражения на свой счет: товарищи по несчастью вообще выглядели недружелюбно и рады были хоть на ком-то сорвать досаду и злость. Напрасно они… Можно подумать, это он виноват в том, что у кого-то жизнь не задалась! У него, у Жаворонка, тоже вот не задалась, что ж теперь? Бывает.
Рик и сам порядком вымотался: сегодня шли почти без остановок, злыми и уставшими выглядели и приговоренные, и конвой. Мучительно хотелось есть, веревки на ногах натерли внушительные мозоли, но преступник все равно не ждал наступления темноты и команды остановиться. Ночь будет означать, что прошел еще один день дороги, а их и так уже немного осталось. Пограничные горы совсем рядом, их пологие вершины маячат все ближе, неотвратимо, как петля виселицы. А дальше ничего хорошего не ждет. Несколько месяцев на добыче белого камня – едва ли он протянет дольше. Нерадостная перспектива…
До чего ж бестолково все вышло! Нет, то, что закончит Рик Жаворонок паршиво, секретом для него не было, не ждал только, что случится это так скоро и так глупо. Да чего уж теперь?..
Хоть был он вором и жуликом, а меру все-таки знал. Нельзя забирать последнее: боги такому беспределу потворствовать не станут, удачи не будет, проще говоря. А без нее в подобном деле не обойтись, не помогут ни ловкость, ни опыт. Хотя рыжая Тиол[1] и так в последнее время от Жаворонка отвернулась, то ли гневается за что-то, то ли надоел он ей в край… Женщина она, хоть и богиня, а женщин поди пойми!.. Люди в том городишке, куда занесло Рика, были до костей обглоданы нынешним упадком и долгой зимой, красть у них толком было нечего. Впрочем, как и везде с некоторых пор. Те же, у кого было чем поживиться, без усиленной охраны давно не ходят. С голодухи уже мутилось в голове. Вытащить кошель у местного чиновника Рик решился скорее от отчаяния, и все-таки почти преуспел. Почти. В памяти остались приятная тяжесть кожаного мешочка с деньгами, крепкие пальцы, сомкнувшиеся на запястье, удар… А потом был месяц, проведенный в городской тюрьме, и дорога в каменоломни. До чего обидно! Столько всего ему в жизни удавалось провернуть под самым носом у стражи, а попался на такой ерунде… Глупо до смешного! Рик бы и посмеялся, наверное, если б мог, но после месяца в промозглой камере смех у него быстро переходил в надсадный кашель.