– Туда, где тебе будут нормально платить. В частные компании, например. Я вот газету с вакансиями купила.
– Как я своим коллегам в глаза буду смотреть. Скажут – предатель.
– После увольнения ты их не увидишь. Переживёшь как-нибудь. А вот как ты мне с детьми в глаза до сих пор смотришь? Вот это уже вопрос… И даже совесть не мучает ведь! Сколько лет мы все живём на двадцати квадратах?
– Двадцать два…
– Да, про ещё два квадрата забыла… На двух квадратах только людей хоронят или туалет ставят.
– Я ведь стараюсь. В прошлом году то ребята на одной кровати вместе спали, а в этом – у каждого уже свой этаж есть.
– И ту я купила. Давай не будем ругаться на эту тему?
– Да что ты золотце, ты не ругаешься. В любой семье разговаривать – это нормально. Даже пословица есть: «Милые бранятся – только тешатся.» – улыбнулся я ей.
Ирина взяла в руку сковороду и моя уверенность в сказанном куда-то подевалась.
– Так… Не догоняешь ты малость. Теперь ТЫ заходишь на кухню или подходишь ко мне только в одном случае – ты сменил свою работу. – грозно произнесла Иринка.
– А зарплата?
– Ладно, в двух случаях.
– Я другое имел ввиду…
– Всё! – вскипела она: Покушал – иди отсюда.
Ушёл по добру – поздорову. Я, конечно, понимаю её. Попробуй с детьми столько времени посидеть дома. И на работу не выйти: оба школьники младших классов. Глаз да глаз за ними нужен. Я бы так не смог. Ночевать к себе на диван меня Иринка не пустила. Наверное, ещё злилась. На кухню запретила заходить, чтобы не сожрал чего-нибудь. Принесли три табуретки и поставили их в ряд в проходе комнаты. Положили на них одеяльце. Лежать можно было только на животе или на спине. Всю ночь крутился, как волчок, а под утро улёгся наконец-то на спину, сложил руки на груди и укрылся с головой одеялом. Уснул.
Рано утром, когда я спал, пришла к жене соседка. Зайдя в квартиру и глядя через коридор в сторону комнаты, она обнаружила меня укрытого одеялом с руками на груди, без движения.
– Прими мои соболезнования. Ты бы хоть сказала… Скинулись бы подъездом на гроб. – обратилась она к Ирине: он же не мусульманин.
– Живой он, тётя Люся. Чёрт бы его побрал. А придёт время, обрежем на месте и прямо в одеяле на проходной около родного завода и закопаем.
Через сон я услышал этот разговор. Чтобы Ирина обо мне так отзывалась? Да это её очередной «чёрный» юмор. Уж я-то её знаю. Я задремал. Приснилось, что Ирина тупыми ножницами делает мне обрезание. А я ору во всё горло. Больно же! Проснулся под лязг ножниц. Руки автоматом потянулись пощупать. Нет, всё на месте. Откинул одеяло с лица. Детишки ножницами аккуратно отрезают кромку со свидетельства регистрации моего автомобиля. Картонка с данными выпала из ламинирующих слоёв на пол. Вслед за ней выпал и я.