Вечер он провел так же, как проводил почти все вечера, – в тиши и одиночестве, но сегодня ему мешали беспокойные мысли. Во время еды он включил на небольшую громкость стереопроигрыватель, а затем почитал Сервана-Шрайбера на французском. Ему попались два незнакомых слова. Перед сном он посмотрит их в словаре Харрапа, лежащем на тумбочке возле кровати. Он всегда помнил слова, которые надо было посмотреть.
После обеда он надел плащ, хотя дождя не было, и отправился пешком в небольшое кафе-бар, до которого было с четверть мили. Здесь он иногда выпивал по вечерам чашечку кофе у стойки. Хозяин заведения Жорж непременно справлялся о мадам Элоизе и выражал сочувствие Тому в связи с тем, что ему приходится столько времени проводить в одиночестве. Сегодня Том ответил ему бодрым тоном:
– Не думаю, что она просидит на этой яхте еще два месяца. Ей это наскучит.
– Quel luxe[2], – произнес Жорж мечтательно. У него было брюшко и круглая физиономия.
Том не слишком доверял его неизменному вкрадчивому добродушию. Мари, жена Жоржа, крупная энергичная брюнетка, употреблявшая ярко-красную помаду, была откровенно грубовата, но она умела так безудержно и заразительно смеяться, что это искупало все остальное. Кафе-бар посещал в основном простой люд, и Том ничего не имел против. Однако это не был его любимый бар – просто ближайший. К тому же Жорж и Мари никогда не упоминали Дикки Гринлифа, в отличие от некоторых парижских знакомых его и Элоизы, а также владельца гостиницы «Сен-Пьер», единственной в Вильперсе. Последний как-то спросил: «Вы, возможно, тот мсье Рипли, который был другом американца Гренлафа?» Том признался, что он тот самый мсье Рипли. Но это было три года назад, и сам по себе вопрос – если он не влек за собой никаких последствий – не беспокоил Тома; тем не менее он предпочитал не затрагивать этой темы. В газетах тогда появилось сообщение, что по завещанию Дикки он получил большую сумму, – некоторые писали, постоянный доход, и это было правдой. Французов всегда интересовали финансовые подробности. Но газеты не сообщали всей правды – они не знали, что Том сам написал это завещание.
Выпив кофе, Том пошел обратно, то и дело поскальзываясь на влажных листьях, устилавших обочину дороги. Тротуаров здесь не было. Он прихватил с собой карманный фонарик, потому что уличные фонари стояли очень редко. Пару раз он сказал по дороге «bonsoir»