Как-то раз с одной из таких прогулок девушка вернулась домой, пропустив семейную трапезу. Супруг ждал ее в спальне, и по нахмуренным скорбным складкам на лбу было видно, что им предстоит неприятная беседа. Разговоры у пары были редкостью и посвящались исключительно продолжению династии. По обыкновению они вспыхивали в библиотеке, когда жена пребывала в особенно едком расположении духа. «Помнится, мой покойный отец…» – непринужденным тоном начинал разгоряченный от скотча супруг, и уже на этом этапе разговора зрачки жены заплывали за веки. Но тот не сдавался: «…мой покойный родитель, упокой Господи его душу…» – он всегда акцентировал внимание на смерти своего предка с той целью, чтобы предотвратить колкие замечания жены и вызвать благоговение перед словами усопшего – «…рассказывал мне поверье, что в нашем роду дети, зачатые мужчинами до тридцати, совершат великие дела и преумножат родовые богатства». Жену лишь раззадоривали его слова об отцовских напутствиях. Не выбирая выражений, она отвечала что-то вроде: «Замечу, в поверье ничего не сказано о браке. В таком случае, дорогой, таких твоих богатырей на белом свете бегает уже штук пять, и их участия в великих делах что-то не видно».
На этих словах она захлопывала книгу и, вскочив со своего места, со всех ног бежала в одну из гостевых спален, доставая ключ, всегда закрепленный в корсете как раз для таких случаев. Муж гнался за ней до самой двери, гневно втаптывая каблуки туфель в деревянные половицы и выкрикивая угрозы о том, что с ней сделает, как только догонит. В руках он сжимал бутылку скотча, прихваченную со стола для того, чтобы разбить ее обо что-то для устрашения. Как правило графине удавалось захлопнуть дверь спальни прямо перед его носом. Тогда он около получаса ломился в нее, орал гадкие вещи. До крови сбив кулаки о дверь, граф одиноко плелся в супружескую спальню, где напивался и спал весь следующий день.
Под покровом ночи, когда хозяин дома уже храпел, к хозяйке приходила пожилая служанка и молча, но с сочувствием, расчесывала хозяйке волосы. А что же случалось в том сценарии, когда в погоне супругу-таки удавалось зажать подол платья своей грузной туфлей? Лучше тебе не знать, моя маленькая. Скажу только, что на утро графиня спускалась к завтраку, хромая. То и дело одергивала рукава в попытках скрыть сливово-синие пятна, норовившие показаться из-под манжет.