Все трое в задумчивости вернулись к костру. Вечерело. После сытного ужина всех клонило ко сну. И Ильзир уже и правда прикрыл глаза и как будто задремал. Даррес снял с головы свой бронзовый литой обруч с мастерским изображением медведя и принялся с любовью полировать тряпочкой. Но Хальфар явно не собирался отходить ко сну. Он сосредоточенно выстругивал длинный острые щепы. Закончив с этим, он вернулся к пленному бригану и принялся также сосредоточенно и неторопливо его пытать.
Тихий задумчивый багряный вечер разорвали яростные вопли и душераздирающие стоны. Поначалу молодой бриган, стискивая зубы и заливаясь липким потом, ещё пытался сохранить достоинство и удержаться от криков, но на долго его не хватило. Белокурый норманн действовал весьма усердно и настойчиво. Начал он с того что глубоко вогнал острые щепы в ноги и торс пленника и поджог. После чего, поджав губы, задумчиво наблюдал как огонь поднимается всё выше по деревяшкам и начинает обжигать человеческую плоть. Бриган дрожал, дергался, извивался, выл, хрипел и иногда начинал что-то говорить. Хальфар слушал его со всем возможным вниманием, так, словно понимал слова чужого языка. Когда щепы прогорели, Хальфар вгляделся в лицо бригана, убедился что тот вполне в сознании и продолжил своё ужасное занятие. Неторопливо и методично он разбивал обухом топора кости повешенного мужчины, начав с пальцев на ногах и затем перейдя к ступням и голеням. И после каждого удара он внимательно слушал как кричит пленник. Если же тот умудрялся не издать крика, Хальфар видимо считал, что удар по очередной кости вышел не слишком удачным и в следующий раз прилагал больше усилий и стараний. Со стороны самым странным представлялось то что трудно было понять зачем ему это нужно. Он пытал пленника вроде бы не преследуя никакой цели, словно со скуки. Хальфар казался совершенно спокойным и даже созерцательно-задумчивым. Он ничего не говорил бригану и не выражал ненависти или злобы по отношению к нему.
Сидевшие возле костра Ильзир и Даррес, потеряв своё благодушно-сонное настроение, теперь выглядели несколько сумрачными. Порой, когда бриган вопил особенно сильно, они переглядывались, словно собираясь что-то спросить друг у друга, но каждый раз молчали. Не то чтобы их трогали страдания пленника, скорей они были до некоторой степени озадачены такой беспричинной жестокостью своего товарища и испытывали досаду из-за того что эти душераздирающие крики портили такой хороший тихий вечер.