Позже, уложив Монти в постель, она тщетно старалась уснуть – ничего не выходило. Все казалось неправильным, неудобным. Она раскрывалась и дергала ночную рубашку. Кнопки давили в грудь. Слишком тесные манжеты и горловина врезались в запястья и горло. Наверное, миссис Бэббит перестаралась с кипячением, и сорочка сбежалась. Или она слишком много ела в дороге. А что, если…
Она сбросила рубашку, открыла окно. Не думая ни о чем, прикрыла глаза и стала кружиться, виляя бедрами. Провела руками вверх и вниз по бедрам и представила, что слышит аплодисменты. Сегодня она будет спать голой. Не нужно сражаться с пуговицами ночной рубашки. Руки блуждали по груди и вниз по животу, звенела воображаемая гитара. Фрида покачивалась в такт мелодии, волосы свободно струились по плечам. В ногах чувствовалась удивительная легкость, как будто сила притяжения исчезла и земля больше не тянула вниз.
В открытое окно падала полоса серебряного лунного света. Фрида скользнула в луч, запрокинула голову и начала танцевать.
Элизабет деловито сновала по столовой, разглаживая салфетки, поправляя столовые приборы, смахивая со скатерти крошки черного хлеба.
– Я рада, что Монти спит. Мальчик, должно быть, смертельно устал.
– Ну, рассказывай, пока он не спустился. Твой новый любовник – я хочу знать о нем все.
Фрида огляделась: нет ли в пределах слышимости слуг.
– О прислуге не беспокойся, у нас нет от них секретов. Они все знают Отто – как и любовницу Эдгара.
– У Эдгара есть любовница?
– Да, конечно. Фанни, графиня цу Ревентлоу.
Элизабет взяла чайник и налила себе чаю. У нее даже рука не дрогнула, как будто говорить за завтраком о любовниках – самое обычное дело.
– Фанни – замечательная. Правда, я не согласна с ней в вопросе женской свободы.
Элизабет задумчиво отхлебнула чаю и добавила:
– Фанни считает, что подлинное раскрепощение возможно только после отмены института брака, когда женщины получат полную сексуальную свободу.
– Сексуальную свободу? – удивленно моргнула Фрида. – А как же ваш брак?
Она намазывала на хлеб толстый слой желтого масла. Поспав обнаженной, Фрида проснулась голодная, охваченная непонятным восторгом. Теперь ликование постепенно угасало. Элизабет говорила о своей жизни откровенно и прозаично. В их детстве все было иначе. Баронесса знала, что у барона есть любовницы, однако никогда не называла имен и вообще не поднимала эту тему.