Если же ты скажешь, что в толпе много людей, и что они составляют одно: то поэтому-то особенно и надобно ее презирать. Ибо если каждый из толпы сам по себе достоин презрения, то, когда таких много, они заслуживают еще большее презрение. Глупость каждого из них, когда они собраны вместе, становится еще большей, увеличиваясь от многочисленности. Поэтому каждого из них порознь можно бы исправить, если бы кто взял на себя это дело: но нелегко было бы исправить всех их вместе, – от того, что безумие их в таком случае увеличивается; они водятся обычаями животных, во всяком случае, следуя один за другим во мнениях. Итак, скажите мне: в такой ли толпе будете вы искать славы? Нет, прошу и молю. Эта страсть все извратила; она породила любостяжание, зависть, клеветы, наветы. Она вооружает и ожесточает людей, не потерпевших никакой обиды, против тех, которые никакой обиды им не сделали. Подверженный этой болезни не знает дружбы, не помнит сожительства, нисколько не хочет никого уважать; напротив, все доброе извергши из души, становится непостоянный, неспособный к любви, против всех вооружается. Сила гнева, хотя она и мучительна и несносна, не постоянно однако же возмущает дух (человека), а только в то время, когда его другие раздражают. Напротив страсть тщеславия всегда (мучит), и нет, так сказать, времени, в которое она могла бы оставить; потому что разум не препятствует ей и не укрощает ее; она всегда остается (в человеке), и не только побуждает ко грехам, но, если бы мы успели сделать что-нибудь и доброе, она похищает добро из рук. А бывает так, что она не допускает и начать доброго дела. И если Павел лихоимание называет идолослужением (Еф. 5, 5): то как, по справедливости, назвать матерь его (лихоимания), корень и источник, то есть тщеславие? Нельзя найти и названия, достойного этого зла! Итак, вотрезвимся, возлюбленные, отложим эту порочную одежду, разорвем, рассечем ее, сделаемся когда-нибудь свободны истинной свободой, и усвоим себе чувство достоинства, данного нам от Бога. Будем презирать славу в толпе. Ибо нет ничего столь смешного и унизительного, как эта страсть; ничто столько не преисполнено стыда и бесславия. Всякий может видеть, что желание славы во многих отношениях есть бесславие, и что истинная слава состоит в том, чтобы презирать славу (человеческую), считать ее за ничто, а все делать и говорить только в угождение Богу. Таким образом возможем мы и награду получить от Того, Кто видит все наши дела в истинном их виде, если только будем довольствоваться этим одним зрителем их. Да и какая нужда нам в других глазах, когда видит наши дела именно Тот, Кто будет и судить их? Как это несообразно: раб, что ни делает, все делает в угождение господину, не ищет ничего более, как только его внимания, не хочет привлекать на свои дела ничьих чужих взоров, хотя бы зрители тут были и важные люди, но только то одно имеет в виду, чтобы видел его господин; а мы, имея столь великого над собой Господа, ищем других зрителей, которые не могут только своими взглядами повредить нам и делать всякий труд наш напрасным!