Я до сих пор играю в куклы… - страница 4

Шрифт
Интервал


За далями туманными, незримыми,
Склонённую над гаджетным листом.

Не осталось мудрости, совсем не осталось…

Не осталось мудрости, совсем не осталось,
близко к небу – и детство лишь задержалось,
будто теплится где блаженная малость,
и бредёшь налегке.
Без печалей, тоски на ходу приручённо-малом,
водит солнце своим ярким-жарким жалом,
а вокруг восторгаться чему – навалом,
здравствуй, жизнь.
Что же раньше ко мне ты неправым боком,
всё грустилось, писалось об одиноком,
а теперь не сбрендить бы ненароком
от твоих щедрот.
От травинок, снегов и небес широких,
выдыхаются ахи, забыв про охи,
поисхожены все, что дала, дороги,
говоришь спасибо, а ну как протянешь ноги —
оттянуть бы срок.
Чтобы вдоволь нарадоваться, голубиным – крошки,
журавлю – до свиданья, туда же кошки,
что скреблись на душе, и летают мошки,
мотыльков-то нет.
Вот жеж счастья-то привалило!
Лишь бы жить, любить? Не до жиру,
от любви пойдёшь гол-сокол по миру,
потерять себя.
Красота то какая! Свободы – поле,
и не думаешь – пуще ли той неволи,
от которой плакаться бабьей доле —
выноси святых!
Сколько света на выходе из тоннеля,
и идёшь туда еле-еле,
и летишь без балласта тела,
и смеяться не надоело —
здравствуй, бог.

Кому чего, а мне бы слов попроще…

Кому чего, а мне бы слов попроще —
Бесхитростных мыслишек хоровод…
Порыв ворвётся в стан поникшей рощи,
И уворует ветер колоброд
Всё, что давно отжито и отпето,
На ветках, обездоленных житьём,
Прожилки опадающего цвета
И вялого никчёмья окоём.
А что ещё печальней и тоскливей,
Чем провожать парящий листопад?
И ни одним летящим не сфальшивить,
И ни одним упавшим не распять,
Ту пядь земли, прибитую дождями,
Которым до надежды дела нет,
Как смысла нет за дальними морями
Искать свой бывший негасимый свет.

Ущербная чашка и месяц ущербный…

Ущербная чашка и месяц ущербный,
Устали к ночи оголённые нервы,
Вихрастые мысли приглажены тишью…
Крадётся тоска – осторожною мышью,
Чуть-чуть прихлебнёшь негорячего чаю,
Тот час ускользнёт до норушкина края,
До вылазки новой.
У крысы церковной
Моей обнищавшей расхристанной
радости
Уже не таятся любовные
сладости,
Их съела тоска сероватой
сюжетности —
Плывёт тишина по квадратной
окрестности,
Обходит дозором из чрева буфетного,
И не имея ко мне ни конкретного
Плана, ни слова —
вальяжно спускается,
И тонет в ней крыса расхристанной
радости,
Ущербная чашка вовсю улыбается,