«В этом доме Пушкин прожил почти всё время, – писал литературовед Пётр Бартенев, – он оставался там и после землетрясения 1821 г., от которого треснул верхний этаж, что заставило Инзова на время переместиться в другую квартиру… Большую часть дня Пушкин проводил где-нибудь в обществе, возвращаясь к себе ночевать, и то не всегда, и проводя дома только утреннее время за книгами и письмом. Стола, разумеется, он не держал, а обедал у Инзова, у Орлова, у гостеприимных кишинёвских знакомых своих и в трактирах. Так, в первое время он нередко заходил в так наз. Зелёный трактир в верхнем городе».
Иван Никитич Инзов, под начало которого прибыл ссыльный Пушкин, отнёсся к молодому поэту весьма благосклонно и спускал тому все «проказы»; разве только иногда сажал «под арест» – то есть запирал для острастки в его собственной комнате. Пушкин всю жизнь вспоминал об Инзове с почтением и благодарностью. «Генерал Инзов добрый и почтенный старик, он русский в душе, – писал Александр Сергеевич. – Он доверяет благородству чувств потому, что сам имеет чувства благородные». А ещё генерал состоял в кишинёвской масонской ложе «Овидий», и по его рекомендации 4 мая 1821 года Пушкина приняли в общество «вольных каменщиков».
Впрочем, масонство для поэта было лишь вольнодумной забавой, одним из многих приключений, коих требовала душа. Да, одним из многих, поскольку в Кишинёве Пушкин, что называется, окунулся в бездну страстей: балы и маскарады, короткие, ни к чему не обязывающие адюльтеры с замужними дамами и «вавилонские ночи» с девицами лёгкого поведения… «С каждого вечера Пушкин собирал новые восторги, – писал его товарищ по лицею, будущий российский канцлер В. П. Горчаков, – и делался новым поклонником новых, хотя и мнимых – богинь своего сердца».
Молодой поэт, в самом деле, пользовался необычайной популярностью у кишинёвских дам. Об этом свидетельствуют все, знавшие его в ту пору. Особенно скандальную известность получил роман Пушкина с цыганкой Людмилой Шикорой, женой местного помещика Инглези. Приятель поэта, некто Градов, вспоминал один примечательный случай, касающийся развязки этого романа:
«Я лёг после обеда заснуть, вдруг раздался сильный стук. Я отворил дверь. Передо мной стоял Пушкин. «Голубчик мой, – бросился он ко мне, – уступи для меня свою квартиру до вечера. Не расспрашивай ничего, расскажу после, а теперь некогда, здесь ждёт одна дама, да вот я введу её сейчас сюда». Он отворил дверь, и в комнату вошла стройная женщина, густо окутанная чёрной вуалью, в которой, однако, я с первого взгляда узнал Людмилу. Положение моё было более, нежели щекотливое: я был в домашнем дезабилье. Схватив сапоги и лежавшее на стуле верхнее платье, я стремглав бросился из комнаты, оставив их вдвоём. Впоследствии всё объяснилось.