Качаясь на двери. Избранная проза - страница 14

Шрифт
Интервал


– Руби и взвешивай, – дал отмашку наставник, – с костью руби.

– Да здесь и мяса-то нет, – заметил Лёшка, – Как будто кто-то всё срезал.

– Офицеры иногда домой берут…

– Ясно. Всё как всегда и везде.

Навесив на складскую дверь замок, потащили цинки с крупами и сахаром, ведро картошки, урюк и коровий мосол. Под Изюмовским халатом топорщились заткнутые за ремень банки со сгущёнкой – старший повар был обвешан ими, словно гранатами, и попёр, как на амбразуру, на группу Лёшкиных дедов. Капа, Паныч, Валя и Мазута – из самых лихих: Коля Копылов, он же Капа – вологодский, Панов – из Питера, Валя-Валинайтис – мог бы уже, покачав права, легко свинтить в свой Каунас, но почему-то, хоть на дворе уже август девяносто первого, дослуживал здесь, в Мурманской области, до дембеля. Мазута – самый гнусный, как будто перепутал заведения и по ошибке вместо белгородской тюрьмы попал в армию за полярный круг. Короедов была его фамилия. Тоже Лёшка. Тёзка.

– Изюм, дай сгущака. Кофе и так можно сварить, – поваров обступила голодными волками лихая четвёрка. Руки у всех в карманах, пряжки ременные согнуты по «стариковской» моде и воротники расстёгнуты до пупа. Молодым «пингвинам» так ходить запрещено. Наказание – удар в грудину, «в душу». Под поварской курткой Лёшкин воротник наглухо застёгнут на крючки, карманы зашиты – ещё в гарнизоне кто-то из ротных дедов заставил заштопать. А Изюмов – «фазан», и никто из «пингвинов» старшему повару не указ. Не их, так сказать, «юрисдикция». Изюм здоровый и без чувства юмора – оскалившись, замахнулся говяжей костью и вскользь впаял Мазуте по корявой, похожей на сухой пенёк башке.

– Сгущёнки нет, – повторил несколько раз, расчищая говядиной дорогу к кухне. Лёшка услыхал, как Мазута выскрипывает им в спину полублатные угрозы. Фамилия Короедов – верная, в точку!

Кофе – это цикориевый напиток. Без сгущака пить невозможно. Гадость. Настоящий, бразильский, здесь пьют только офицеры, и порой из дежурки на всю казарму густо веет дразнящим кофейным ароматом.

Как любит говорить Грач:

– Опять Кабаков накофеинился и паяет диоды с триодиками.

Начальник заставы Кабаков – засидевшийся в майорах заядлый радиолюбитель. В его возрасте обычно либо уже ходят в генералах, либо зарабатывают цирроз на заслуженной пенсии.

Старший прапорщик Грач недолюбливает начальника и за его хобби, и за равнодушие к материальной стороне жизни. Та дохлая говядина, что томится в морозилке, приехала на заставу только со второй попытки. В первый раз «шишигу», снаряженную за продуктами, сопровождал в комендатуру лично майор. Про мясо он просто забыл, потому что очень увлёкся починкой японского телевизора в кабинете у коменданта. Тогда, чтобы накормить солдат, Грач, матерясь, заколол свинью из заставского «подхоза», а за говядиной в следующий раз напросился ехать сам.