– Ты кто таков? – угрюмый взгляд смертельно уставшего Быховца остановился на стоящем перед ним худощавом молодом человеке, которого задержали два красноармейца.
– Студент Киевского университета Андрей Лагинский. Ехал к родителям своим в Ростов, а тут эта заваруха, – с легкой извиняющей улыбкой объяснил юноша.
– Документы, – потребовал Быховец и придирчиво прочитал бумаги Лагинского.
– Студент, значит, – остро глянул он на Андрея. – Ясно. А то смотрю – прямо господских кровей ты, парень. Породу – ее видно.
– Отец у меня известный врач, – понимающе кивнул Лагинский. – И я по стопам его пошел – прослушал три курса на медицинском. Работал в больнице – заразился тифом, еле выкарабкался. Вот и решил немного отойти на родительских харчах.
– Понесло тебя. Нашел времечко, – с осуждением сказал Быховец, возвращая документы.
– Да откуда знать-то было, что Врангель попрет. И что будет завтра. Время идет крутое.
– Крутое? – это слово понравилось Быховцу. – Хорошо сказал. Слушай, студент, – оживился он, – пойдешь к нам доктором? Да ты не бойсь, ненадолго. Доберемся до наших, и езжай в Ростов. Куда ты сейчас, а если к белякам попадешь? Шлепнут как шпиона, у них разговор короткий. Понимаешь, фельдшера нашего убило, хороший был мужик, знающий. Осталось несколько санитаров, да они что – перевязывать только могут. А у меня тяжелораненые. Паек тебе крепкий выдам. Ну как?
Лагинский удивленно поднял брови, в растерянности пожал плечами, но немного помедлив, согласился.
– По коням! – раздалась команда, и через четверть часа отряд тронулся в путь.
– Доктор у нас, не смотри, что молодой, – говорил, трясясь на телеге пожилой боец с
забинтованной головой своему лежащему рядом товарищу, раненому в ноги. – Не успел ко
мне прикоснуться, а уж легше стало. Не заметил, как перевязал.
– Точно, – откликнулся товарищ, – легкая у него рука. Тронет – боль пропадает.
– Ученый, говорят, – вступил в разговор, поблизости смоливший цигарку санитар. – Из Киева. Вишь, как он с тяжелыми – даже не стонут теперича. Заснули. Чудно.
Августовская ночь покрыла уставшую за день от солнца, взрывов и тяжелого конского топота степь. Земля устала от войны и зарастала неприхотливым ковылем, равнодушно впитывающим людскую кровь.