– Я поеду, сынок, а к вечеру договорюсь с дрессировщиком, чтобы он приехал к вам, – сказал Дулат, так и не присев за стол.
Арчи поднял голову, почувствовав, как напряжение в комнате усилилось и стал смотреть на людей, пытаясь угадать, что с ними со всеми происходит. Адай вопросительно смотрел на отца. Дед, не поднимая головы, снова шумно втянул чай.
– Собаку обязательно нужно обучать, Адай, – оправдывался отец, не глядя на сына и надевая пиджак, который он незадолго до всего этого повесил на спинку стула.
– А ты не можешь позвонить дрессировщику и никуда не уходить? – спросил Адай в надежде, что отцу понравится эта идея.
Но Дулат сгрёб со стола ключи и свои два телефона и направился к выходу, перешагнув через Арчи. Щенок с любопытством посмотрел на высокого человека, от которого пахло бегством и, покачнувшись на неуклюжих лапах, растянулся на полу. Адай шумно и резко вскочил с места. И Арчи вздрогнул.
– Папа! – Адай обнял отца, который услышав сына, тут же схватил его в свои большие руки и крепко прижал к груди.
– Прости, – очень горько прошептал Дулат, – мне пора, Адай.
– Арчи! – будто безразличный ко всему происходящему, позвал щенка дед, протянув ему размоченный в чае кусок лепёшки.
Арчи ни слова не понимал на языке этих людей, но увидев в руках старика что-то очень вкусно пахнущее, с удовольствием подошёл и принюхался.
– Арчи! – ласково приговаривал старик, не торопясь отдать щенку кусочек.
Щенок доверчиво водил носом за лепёшкой и, не выдержав, наконец выхватил размоченный хлеб из его костлявых пальцев. И дед тихонько и грустно рассмеялся. А мальчик вернулся за стол и безразлично посмотрел на щенка. В прихожей громко щёлкнул замок в двери. И все звуки стихли. Арчи съел лепёшку и с ожиданием посмотрел на старого человека.
– Папа, нельзя собаке давать хлеб, – строго сказала Жания, войдя в комнату с небольшим блюдом, от которого вкусно пахло мясом.
Арчи поднял голову. Пожалуй, этот человек с длинными волосами, стянутыми в тугой хвост на затылке был очень даже приятен. Жания поставила блюдо на стол и мельком взглянула на сына. Тот сидел, демонстративно отстранившись от стола и надув свои толстые губы, почти достав ими до ноздрей.
– Отчего это нельзя? – добродушно спросил дед Есен, – Мы своих собак на пастбищах так часто кормим. Размочишь им хлеба в миску, так только успей поставить, сразу сметут.