Когда я вернулась, моя старшая сестра Кунико спросила, не хочу ли я съесть вкусный рисовый шарик или принять ванну.
– Я буду есть только те рисовые шарики, которые приготовила мама. А купаться я буду только с папой, – ответила я.
После чего погрузилась в молчание. И весь оставшийся вечер не произнесла ни слова.
Кунико стала готовить меня ко сну. Она укрыла меня моим любимым одеялом – бирюзовым, с белыми тюльпанами. Уложила на матрас рядом с собой. Я тогда еще не могла заснуть без груди, так что она дала мне пососать свою грудь, пока я не задремала.
На следующее утро папа пришел меня забрать. В окия есть неписаное правило: посетители допускаются только с десяти часов утра. Но папа пришел очень рано – в половине седьмого.
Я была в восторге, когда увидела его.
– Пока, до свиданья, – попрощалась я и выскочила за дверь.
Госпожа Оима крикнула мне вдогонку:
– Пожалуйста, возвращайся как можно скорее.
– Да, – ответила я.
На самом деле я хотела сказать совсем не это. «Я никогда не вернусь!» – эти слова вертелись у меня на языке. Но я так и не смогла заставить себя произнести их.
Мама была так рада меня видеть, что казалось, будто она вот-вот заплачет. Но я, увернувшись от ее объятий, прямиком помчалась в свою укромную кладовку.
Мама выманила меня из темноты моей любимой едой – онигири. Это что-то вроде рисового бутерброда, только снаружи у него – водоросли, а внутри спрятано что-то вкусное, вроде маринованных слив или кусочков лосося. Мне же больше всего нравились онигири с хлопьями сушеного бонито. Именно такое лакомство в тот день сделала мне мама. Сушеная рыба бонито – это основа японской кухни. Хлопья из нее часто используются в супах и для придания оттенка вкуса другим блюдам.
Эти онигири были невероятно вкусными.
Так происходил мой переезд в окия Ивасаки. Сначала я осталась там на одну ночь. Потом – на две. Иногда я проводила там несколько дней. Позже эти дни растянулись в недели. И наконец, через несколько месяцев после того, как мне исполнилось пять, я переехала в окия насовсем.