Это звучало так буднично, что Стифу вдруг показалось: она не понаслышке знает, о чем говорит.
– Но разве слова не сделают страхи реальными? – вырвалось само собой.
– Всего лишь заблуждение. – Лэнси чуть нахмурилась и заговорила мягко, как, пожалуй, только она и умела. – Слова – это всего лишь слова. Реальность у нас в голове, и только мы сами решаем, какой она будет.
«В том-то и проблема», – чуть не выпалил Стиф, однако сдержался. Протянул руку к пламени камина. Пальцы чуть защипало, помогая не поддаваться сладкому мареву.
– Вас послушать, все так легко, – хмыкнул он. Закрыл глаза. – Я в комнате без окон. Только стены. Ровные, блестящие. Много. Десять, двадцать, не знаю, я пытался сосчитать, но их то больше, то меньше, всегда по-разному. И факелы на каждой стене.
Стиф замолк, почувствовав, как пересохло во рту.
– Тебя это пугает? – прервала молчание Лэнси.
– Нет, совсем нет. Немного бесит только. А еще там зеркала. Разные, по одному на каждой стене. Есть маленькие совсем, а есть от пола до потолка. В рамах и без. Только я не во всех отражаюсь. В некоторых вижу, как мама сидит у окна, совсем на себя не похожая. Растрепанная, глаза покраснели, всхлипывает. В некоторых лежу на кровати, но не сплю, глаза открыты. А пошевелиться не могу. На самом деле не могу, даже когда просыпаюсь. И вот это правда пугает.
– Открыть тебе один секрет? – Лэнси обхватила его ладони своими. – Такое бывает с каждым на границе сна и яви. Но там ведь есть и хорошие отражения, которые тебе нравятся?
– Только одно, – произнес Стиф, но тут же осекся.
Одно, в котором единственный друг не исчез бесследно, оставив в память о себе лишь несколько строчек в учебниках истории. То зеркало давно разбилось вдребезги, оставив после себя лишь осколки на полу воображаемого зала, но и их позже не осталось. Лэнси не стоит знать об этом. Она тоже забыла, как и остальные. Забыла, что когда-то у нее был приемный сын. Вернее, даже не знала. О той реальности, где была вовсе не так счастлива, как сейчас. Где росла без родителей. Где за возможность помогать людям пришлось бороться не один десяток лет.
А если рассказать, захотела бы она променять свою сегодняшнюю жизнь на ту, что могла бы быть?
Проверять Стиф не решился. Протянул полусонно, хотя ароматный дурман в голове почти рассеялся: