– Я пришла поговорить, – с трудом проглатываю первую порцию издевательств, делаю несколько шагов к его столу.
– Говори, – все так же не глядит на меня.
– На самом деле я… – беру паузу, подхожу почти вплотную к этому чертовому столу, который такой большой и так сильно нас разделяет, развязываю пояс, делаю волну плечами и сбрасываю плащ на пол. – …пришла, чтобы попросить прощения.
Поднимает на меня взгляд, в котором не мелькает и капли заинтересованности.
– Как всегда, натурой? – усмехается жестоко. – Уходи, Стефа.
– Нет, – насильно оттягиваю назад голые плечи, выставляю вперед ножку в черном чулке. – Не уйду. Я пришла, чтобы бороться за нас, чтобы все исправить. Боже, Гордей, я была такой дурой…
– Исправить… – он пробует на вкус это слово. – Тебя не учили в детстве, что если ты уже сломала игрушку, – ее практически невозможно починить?
– Ты не игрушка, – голос сипнет, почти пропадает, как и моя решительность.
– Теперь нет, – он поднимается, подхватывает свою черную матовую трость, обходит свой стол, сильно припадая на одну ногу. – Или, возможно, это можно исправить? Не думаю. И с чего ты решила, что я хочу что-то исправлять?
– Болит? – спрашиваю, скользнув взглядом по его ноге.
– Не делай вид, что тебе не все равно, – смеется он. Совсем другой, холодный, чужой.
– Умоляю тебя, не надо так, – мямлю я, тянусь к его щеке. Мне кажется, что я сейчас сдохну, если не коснусь его. – Мне не все равно.
Уворачивается от моего прикосновения, делает шаг назад.
– С каких пор? С того момента, когда я забрал все, что у тебя было? Или с того, как ты застукала свою мать со своим мужем? – сверкает глазами. – Когда тебе стало не все равно?
– Пусть катится к черту и эта компания, и Рус, и все они. Плевать, – бормочу я, глотая слезы, которые капают на светлый ковер. – Я понимаю, что виновата перед тобой. Что ты хочешь, чтобы я сделала, чтобы ты мне поверил?
– От тебя мне не нужно абсолютно ничего, – смотрит на меня немного раздраженно, но… мне кажется, где-то на дне этого взгляда я вижу его прежнего.
Я так больше не могу. Паника сжимает мне горло, сердце сейчас лопнет от горя. Я молча падаю перед ним на колени, хватаюсь за его брючины, реву в голос:
– Пожалуйста, дай нам еще один шанс, Гордей. Я была дурой, но я по-прежнему тебя люблю.
Слышу тихий смешок. Горький, невеселый.