– Правильно, – кивнул Хофманн. – Зачем изучать медицину, если Святая инквизиция и так может остановить любую эпидемию. Помню я, как отцы-инквизиторы справились с чумой тысяча восемьсот седьмого года.
– А вот про это я слышала! – обрадовалась Гретель. – Чумной столб на площади поставили, когда болезнь отступила.
– Все верно. И всего-то нужно было сжечь сотню-другую ведьм… – пробормотал аптекарь. – А заодно и мою…
Последние слова старика Гретель почти не расслышала, но ей показалось, что он сказал «и мою дорогую Герду». А потом девочка вдруг сообразила – Хофманн сказал, что помнит чуму 1807 года. А ведь это произошло более ста лет назад! Точнее, сто два года назад! Так сколько же ему лет в самом деле?!
Коридор закончился очередной дверью. Аптекарь отодвинул засов и толкнул створку. Гретель увидела улицу, запряженные лошадьми повозки и спешащих мимо прохожих. С первого взгляда она поняла, что очутилась на Генеральской улице, которая шла параллельно Торговой. Теперь Нильс мог хоть до вечера караулить ее возле аптеки!
– Будьте осторожны, фройляйн Блок, – напутствовал ее Хофманн. – Не связывайтесь с хулиганами.
– Спасибо. – Гретель захотелось обнять старика, но она, конечно же, сдержалась. – Вы не представляете, как меня выручили!
Дверь захлопнулась, и Гретель поспешила прочь. Настроение у нее моментально улучшилось. Несмотря на мрачноватую погоду и серое небо, ей хотелось напевать, чем она и занялась, едва покинув оживленные районы города. Теперь путь ее лежал по кривым безлюдным улочкам и дальше, вдоль Сырого Погоста и Зальц-Ахена.
Гретель шла размашистым шагом, мурлыча старую солдатскую песенку:
– И плевать, что небогат, —
Песню громче пой, солдат!
Эти куплеты любил напевать за работой отец Гретель. Причем некоторые вовсе не предназначались для ушей юных фройляйн.
Слева тянулся покосившийся деревянный забор, справа – овраг, склоны которого сплошь заросли ежевикой. А за оврагом возвышалась полуразрушенная каменная ограда – все, что осталось от старого кладбища. Сейчас участок земли между оградой и правым берегом Зальц-Ахена назывался Сырым Погостом. Само собой, это место считалось нехорошим, и марбахцы старались обходить его стороной.
Старое кладбище смыло в 1870 году, весной, когда Зальц-Ахен вышел из берегов. От разлива пострадал почти весь город. Сестра Агнес утверждала, что вода не коснулась только собора и монастыря Святой Агаты.