Занятия начинались в 8 утра. Подряд шли две двухчасовые лекции, каждая делилась переменками на три части. С 12.00 до 13.00 – обед, а затем один час отводился на отдых. С 14.00 опять начинались занятия, с 16.00 до 18.00 отводилось время на физические упражнения и прогулку. С 18.00 до 20.00 – время для подготовки уроков. Потом следовали ужин и приготовление ко сну с чтением молитв.
По ночам в здании дежурили служители, ходившие по спальням. Дневные служители находились перед входом в классы, следя, чтобы мальчики нигде не собирались в группы. Швейцар не выпускал на улицу учеников без официального разрешения инспектора. Только в свободные от учебы дни, но с разрешения инспектора, их могли забирать из пансиона родители или родственники, чем с большим удовольствием пользовался Глинка.
Система наказаний часто приводилась в действия: за легкие провинности наказание назначали гувернеры, а за более тяжкие – приговор выносил инспектор или директор. Отчисленные из пансиона вторично никогда в него не принимались. В 1818 году из ста воспитанников 45 были исключены за плохое поведение, такой же отбор произошел в следующем, 1819 году. Отсеивалась практически половина поступивших.
Свободного времени у мальчиков было мало. Вечера Глинка проводил за уроками, выполняя родительские наказы о ревностной и прилежной учебе. Он регулярно отправлял домой письма, что считалось обязательной частью воспитания. В них повзрослевшие дети подводили итоги дня – своего рода психологическая терапия. Мишель сохранил эту привычку до конца жизни.
Послания родителям писались по установленным стандартам, которым следовал и Глинка. В начале письма, как и полагается, шли нежные обращения: «Дражайшие родители!», «Милые родители», «Милая и бесценная маменька». В конце – слова благодарности: «Нет слов выразить Вам моей признательности за Ваше письмо», «В надежде радостного свидания с Вами», «Целую ручки и, испросив родительского благословения, остаюсь Вашим всепокорным сыном»[113]. Обращение к родителям на «Вы» сохранилось у Глинки до конца жизни. К письму обычно прикладывался подробный отчет о финансовых тратах. Когда Мишель, а впоследствии и другие его братья, обучавшиеся в Петербурге, писали реже, чем обычно, из Новоспасского приходило строгое взыскание от матери. В качестве наказания за письменное «непослушание» могли быть приняты разные меры – от родительского гнева до лишения финансового обеспечения. В то время считалось, что ребенок, вплоть до получения служебного места и заведения собственной семьи, нуждается в постоянном воспитании и контроле