ухаживал за мной, называл меня «ясной звездочкой», а Катя совсем очаровала Фомина в эту сказочную ночь, и он не спускал с нее глаз.
29 июня. Сегодня папа приехал к обеду, и не один, а с Лисицким. Снова Лисицкий был весел, с нами шутил и, выпив за обедом крепкого сладкого меда, беспричинно много смеялся. После обеда, когда жара начала спадать, Лисицкий предложил мне покататься верхом. Когда привели лошадей, он подсадил меня на лошадь, и мы поехали. Вначале Лисицкий отнесся недоверчиво к моему умению и слегка подсмеивался надо мной, но, когда мы с ним проехали 8 км, он был удивлен и восхищен моим умением сидеть в седле. Мы крупной рысью и галопом неслись по дороге среди полей по направлению к лагерю. Ветер развевал волосы и приятно освежал. Въехав в небольшой лесок, мы пустили лошадей шагом среди лесной дороги. В лесу было тихо, пахло сосной, попадались небольшие рощицы белых берез. Где-то высоко в ветвях куковала кукушка. Наши лошади шли рядом, и мы разговаривали. Он мне рассказывал об охоте и предложил как-нибудь пойти с ним на перепелов. Я сказала, что люблю лес и хотела бы попасть на настоящую серьезную охоту. Как все охотники, он любит природу и чувствует ее красоту.
Но вот лес сменился полями, во ржи кричали перепела, а солнце все ниже клонилось к закату, и чувствовалась наступающая вечерняя свежесть. Мы поехали опять рысью. Потом, спустившись к Днепру, перешли на шаг и медленно ехали по песчаному склону вдоль берега. То выше, то ниже брели наши лошади среди песчаных холмов, а внизу искрился Днепр, и заходящее солнце розоватыми отблесками играло в воде. Домой вернулись, когда совсем стемнело, и застали там гостей. «Большое спасибо за удовольствие, которое я получил от поездки с вами, – сказал Лисицкий. – Я не предполагал, что вы так хорошо ездите и такая интересная собеседница, а главное, так любите природу». Мы присоединились к гостям и, напившись чаю, решили покататься на лодке при луне. На Днепре было тихо, от луны бежала по воде серебряная дорожка. Мы разместились на двух лодках, которые плавно скользили по реке. Жена командира дивизиона Гордейко пробовала петь. Мы смеялись над остротами Гордейко. Он неинтересный по наружности, но достаточно остроумный, и язык у него ядовитый. Вечером я втайне грустила опять и опять думала о Павлуше. Мне кажется, что его увлечение Катей не серьезно. Но, может быть, это только пустая надежда?