Космонавты со своими семьями проживали неподалеку – на открытой территории небольшого жилого гарнизона, в двух блочных пятиэтажках—хрущевках, покрашенных в мерзкий грязно-желтый цвет. Как шутили местные жители – цвет детской неожиданности.
Мы с первым космонавтом шли по нашей крошечной улице Циолковского мимо неказистого продуктового магазина-стекляшки с громким названием «Спутник» (а как же иначе…), параллельно главной широкой улице Ленина – всенепременного атрибута каждого населенного пункта нашей страны.
Тут в красивых кирпичных домах, утопающих в зелени, проживало местное начальство – важные генералы со своими «адъютантами». Улица была местом для проведения майских и ноябрьских демонстраций, а также военных парадов на День Победы.
А по вечерам здесь прогуливались влюбленные парочки и собиралась «золотая молодежь». Новоявленные местные битломаны втихаря именовали улицу Бродвеем – на американский манер. Невзирая ни на какие запреты, они под гитару невозмутимо распевали песни знаменитой английской четверки, сидя на тротуаре, пока не прогонят…
Наша узкая дорожка проходила вдоль зигзагообразного большущего здания из мрачного темно-красного кирпича, построенного пленными фашистами после войны, почерневшего от времени, и похожего на огромный каземат. Старожилами-остряками ему было дано прозвище – «Жилкомбинат», которое никак не укладывалось в моей детской голове. Ведь комбинат, по моему разумению, считалось предприятие, где делали колбасу или производили промышленные товары… А тут… в коммуналках, в невероятной тесноте проживали сотни семей, как селедки в бочках. Может, поэтому и назвали такое архитектурное чудовище «комбинатом», только жилищным… Каземат-комбинат – опять же в рифму выходило.
Когда-то в этой гигантской коммуналке, в одной комнате проживала и наша семья из четырех человек. Но после полета Гагарина, моему отцу, Виктору Ивановичу Гиненко, предоставили отдельную двухкомнатную квартиру, да еще напротив первого космонавта. И тогда мне стали понятны и причина, и следствие… – то есть таинственные папины поездки на Иртыш. Слова «космодром» и «Байконур» в то время были засекречены, и в нашем доме никогда не произносились, тем более при детях.
Но может, дело вовсе не в Гагарине, думала я, а генералам стало стыдно – не дать квартиру ветерану-фронтовику, военному хирургу, дошедшему до самой Вены, и спасшему жизни сотен людей.