Ты хочешь знать, что делал я
На воле? Жил – и жизнь моя
Без этих трех блаженных дней
Была б печальней и мрачней
Бессильной старости твоей.
Давным-давно задумал я
Взглянуть на дальние поля,
Узнать, прекрасна ли земля,
Узнать, для воли иль тюрьмы
На этот свет родимся мы.
И в час ночной, ужасный час,
Когда гроза пугала вас,
Когда, столпясь при алтаре,
Вы ниц лежали на земле,
Я убежал. О, я как брат
Обняться с бурей был бы рад!
Глазами тучи я следил,
Рукою молнию ловил…
Скажи мне, что средь этих стен
Могли бы дать вы мне взамен
Той дружбы краткой, но живой,
Меж бурным сердцем и грозой?..
Оно характеризует это хмурое время перемен, когда души метались в стенах храма, смотрели за эти стены, ища себя, свою суть, часто в тщетных попытках вырваться из удушающей тесноты, во время, наполненное грозами, дождем и бескрайним ветром. В этом храме был свет, были надежды, но семя детства, выращенное в месте любви и семьи, разъелось под стихией кислотной мерзости из глубин вечного человеческого голода, того, что всегда прикован стыдом тайных мыслей к его жизни, дающей выбор, но не оставляющей места для отступлений.
Иногда прислушиваясь к себе, Евгений видел перемены своего настроения, с замиранием ощущая, словно исполинская волна, с неминуемой легкостью перекатывая через могучие горы, топила его цветущую долину. И каждый раз он надеялся, что великие горы выстоят, уберегут, но огромная волна всегда оказывалась сильнее, хладнокровно накрывая последнюю надежду, принося свои правила, новую жизнь, вознося на святой престол другого мрачного я.
Он пробовал найти ответ, услышать еле колышущиеся струны своей надломленной души, задеть которые сможет (как он думал) рука Бога, веры, церкви, у которой есть ответы на все сложные времена. Он верил. Верил в высвобождение чувства жизненного тупика, чего-то смутно ощутимого, тихо затаившегося в глубинах своей мысли, там, где рождается действие созидания и разрушения, прежде чем оно, вырвавшись, разорвет его всего на темные мелкие воспоминания.
Переминаясь в расслабленном ожидании на автобусной остановке, он смотрел на мягкий утренний город, мягко освещенный только взошедшим солнцем. Город вяло потягивался, стряхивая с себя ночную теплую сонливость, он дышал спокойствием, наслаждался размеренностью, неспешностью своих мыслей, впускающих только самое хорошее. Редкие машины не спеша проезжали мимо по светлым пустым улицам.