Однако первое время мне было так стыдно, что не могу вам объяснить. Особенно первые дни, чтобы не встречать какого-нибудь товарища, я задворками приходил домой. Приёмная дочь, открыв мне дверь и увидев меня в таком виде, ужасно заорала. Она с криком убежала, как в большом волнении кобылица, увидевшая волка. Я, толкнув дверь, прошёл наверх. Свинья-девчонка, кто знает, что она наговорила моей матери. Ко мне в комнату вошла моя мама. Я прикрывал рукой рот и не показывал свои усы, как будто у меня болели зубы. Она сказала:
– Ах, низкий негодник! Ты уже не мой сын!
Она плакала и кричала. Бескровные несчастные руки тряслись от ужасного биения её сердца. Глубокие-преглубокие всхлипы сотрясали её грудь. Моя голова задрожала, и я спросил:
– Почему, моя мамочка?
Она простонала:
– Почему? Где же твои усы?
– Почему подрезав усы, я стал низкий и негодник?
Моя мама ещё больше заплакала, ещё больше начала рыдать и сказала:
– Ты полагаешь, что ты не понимаешь меня? Усы подрезают безбожники. Значит ты тоже безбожник! Пусть молоко, которым я тебя кормила, не пойдёт тебе впрок! Ох, значит, ты тоже стал безбожником, а мы и не знали!..
Несмотря на то, что этот скандал шёл от её абсолютно подражаемого лица, от того, что бы я ещё не сообщил, не имело бы никакого значения, даже если бы я попытался дать объяснение сделанному поступку. Моя мама ещё больше расплакалась. Она не верила моим словам. Я сильно пожалел, когда она хлёстко сказала:
– Лучше бы я родила камни, чем тебя!
Разве мой отец не приходит точно в этот момент?.. Приёмная дочь сообщила о состоянии моих усов также и ему. Я задрожал, когда увидел его, вышедшего из оставшейся приоткрытой двери сверху вместе с толстой тростью. Если бы я сказал, что не боялся, то я бы соврал. Я понял, что погиб. Мой отец быстро вошёл внутрь помещения. Я до сих пор держал руки, прикрывая свои усы. Размахивая в воздухе тростью, он закричал:
– Раскрой свои руки, я посмотрю!
Дело уже осложнилось. Я сразу выдумал одну ложь:
– Мой папочка, когда я сегодня зажигал свою сигарету, то случайно поджёг с одной стороны мои усы… Поэтому я их подстриг. Но у нашего старика не был взгляд хаджи. Он сказал:
– Ты меня не проведёшь, стало быть, улицы переполнены щёголями, и у них всех усы обожжены спичкой?
Я молчал. Не отвечал.
Мой отец открыл рот и зажмурил глаза…