В свои двадцать три года я выглядела ничуть не хуже, чем эти девчушки. По крайней мере, на фотке, оставшейся с тех времён, я похожа на Нину из «Кавказской пленницы»: «комсомолка, спортсменка и просто красавица». У меня на снимке прическа-каре с чёлкой до бровей, глаза в пол-лица и тонюсенькая талия, по контрасту с широкой юбкой колоколом – просто осиная. Внизу карточки – надпись «Пятигорск 1991». Это был последний год советской власти и первый мой самостоятельный выезд за пределы города Челябинска. Путёвку в пятигорский санаторий мне достал папа, и я поехала подлечить скукожившийся от защиты диплома желудок, попить минеральной водички.
В санатории соседкой по номеру оказалась двадцатишестилетняя Зина из Ростова. Мне, домашней девочке, впервые вырвавшейся из-под родительского присмотра, Зина казалась бывалой и опытной. Она красиво курила, щурясь и потряхивая соломенными волосами. Так же, щурясь и потряхивая волосами, она говорила о мужчинах. По её словам выходило, что девушка она в этих делах опытная, мужиками может вертеть, как захочет, и вообще знает, что им нужно и как сделать, чтобы они штабелями валились к ногам. Я насчёт штабелей была не в курсе. Те секреты в отношении мужчин, которыми со мной делилась мама (Девушка должна быть скромной и опрятной. Приличная девушка должна вести себя сдержанно, иначе её примут за девицу легкого поведения. Серьёзные мужчины на всяких вертихвосток внимания не обращают, а не серьёзные – не женятся) на фоне Зининых приёмов стремительно падали в цене.
Прежде всё было по-маминому. Все институтские годы я себя вела – скромнее некуда. Волосы – почему-то они у меня ниже лопаток не отрастали – заплетала в толстенькую короткую косичку и закалывала на затылке, потому что носить их распущенными, по маминому определению, – «ходить лахудрой». Носила платья, юбки и сарафаны, – джинсы считались слишком вызывающей одеждой, – с джемперочками, связанными мамой собственноручно. Из косметики я пользовалась только тушью для ресниц и бледной помадой в цвет губ. И ходила вся такая скромная и опрятная, приличная девушка для серьёзных мужчин.
Но или мама чего напутала, или я с приличиями переборщила, или серьёзных мужчин в нашем институте не водилось, но за те пять лет, что я училась, ко мне с целью познакомиться подкатывали всего лишь дважды. Весной, на исходе первого курса – дистрофичный очкастый пятикурсник Гена. Он был старше меня аж на восемь лет, и я приняла его приглашение в кино отчасти от сострадания (парень очень волновался, приглашая, мялся, мямлил, и, кажется, потел), отчасти из интереса (как это – пойти в кино со взрослым мужчиной?). Гена жил в общежитии, где я с ним и познакомилась, бегая в гости к девчонкам-одногруппницам. Они меня, кстати, и подзадорили идти с ним в кино, окончательно сломив мои колебания. А колебалась я, потому что какой-то неказистый он был, этот Гена. И худой, и стёкла в очках толстые, и по общаге ходил в дурацких темно-зелёных кримпленовых штанах (точно-точно, я эту ткань знала, у мамы юбка такая висела в шкафу!) и в синей футболке с белой надписью «Спорт». Хотя, если разобраться, парень же в домашнем ходит. Я и сама по дому тоже не в кринолине шастаю!