Откуда-то издалека раздался трубный рев, мощный и протяжный. Что-то блеснуло между небом и землей, словно кто-то подсветил огромное зеркало на маяке.
Максимилиан попятился, хватаясь за амулет на шее, развернулся и, не взирая на боль во всем теле, на впивающиеся в ладони и ступни шипы, принялся карабкаться обратно, задыхаясь от страха.
Она появилась бесшумно, словно парение теплого воздуха над камнями, различимая лишь краем глаза – размытая человеческая фигурка, скорее тень, чем существо из плоти. Замерла, примеряясь к мальчишке, прыгнула атакующей коброй.
Амулет на груди Максимилиана вспыхнул, превратился из рябого в черный. Младший Авигнис от неожиданности отпрянул, плюхнулся на землю, широко раскрытыми глазами разглядывая оберег. Вскочил, выхватывая кинжал, замахал им, пытаясь защититься от невидимок. Закричал тоненько, умоляя:
– Не надо! Пожалуйста, не надо!
Вокруг уже кружили бесплотные враги, против которых было бессильно его оружие. Так вороны кружат вокруг умирающего щенка, упиваясь его отчаянным плачем.
Амулет смог поглотить еще двоих паразитов, потом превратился в обычный камень. Прежде, чем очередная лярса добралась до Максимилиана, тот успел прошептать:
– Мама…
Потом его тело перестало ему принадлежать.
Маленькая Алеста уже давно не плакала, лишь тихонько хныкала, уткнувшись лицом в пропахшую костром накидку матери. Та, чтобы хоть как-то успокоить дочь, сунула той в рот изжеванный кожаный шнурок. Алеста зачмокала и затихла, провалившись в голодный сон.
У Улисса болезненно заурчало в животе – последний раз он ел два дня назад, когда им удалось набрести на брошенное пшеничное поле с уже сухими и потемневшими зернами. Пока они набивали брюхо, его брат Магнус каким-то чудом смог уползти, и его задрали идущие по пятам волки. Густав разозлился, сказал, что сам хотел забить и зажарить ублюдка, тот все равно не мог идти дальше. Мать сказала, что Магнусу повезло, и что пусть боги примут его смерть как жертву. А во время ночевки Улисс внезапно проснулся от чувства неясной тревоги, и не мог потом уснуть до утра – в темноте блестели глаза отчима, внимательно следящие за ним. И пусть это длилось лишь несколько мгновений, сомнений не осталось – еще день, и Густав познакомит своего пасынка с холодной сталью. Не будет же он морить голодом себя и свою годовалую дочь, когда есть двое ненавистных прихлебателей?