– Ну, в целом то же, что и всем заинтересованным, – говорю я, пытаясь получше сформулировать ответ.
– А если конкретно?
Я не понимаю, что Скарпио хочет услышать. Если он и правда Калифорниак, победитель шестой игры, то ему известно куда больше, чем мне. А если он не Калифорниак, то деньги все равно при нем есть, так почему бы не нанять эксперта, раз так хочется узнать побольше про «Кроликов»? Нет, разумеется, я тоже знаю немало. Друзья и прочие знакомые считают меня главным знатоком игры. Но Алан Скарпио может позволить себе самых лучших – по крайней мере, получше вечно безработного задрота, судорожно выстукивающего на коленках теннисный матч двадцатилетней давности.
– Что, боишься говорить из-за предупреждений? «Играя, помни: никому ни слова»? – спрашивает Скарпио, цитируя отрывок из Игрового манифеста Прескотт, который мы слушали на собрании.
– Нет, конечно, – отвечаю я, хотя все, кто интересуется Игрой, слышал про опасности, с которыми предстоит столкнуться, включая таинственных Смотрителей, которые любой ценой поддерживают порядок в игре. Поговаривают, встреча с ними может закончиться плачевно.
– «И вот идет, тропинкою, по краю», – говорит Скарпио.
– Что? – переспрашиваю я.
– «Божественная комедия» Данте, Ад, песнь десятая. «И вот идет, тропинкою, по краю».
– Точно, – говорю я. – «И вот идет, тропинкою, по краю, между стеной кремля и местом мук, учитель мой, и я вослед ступаю»[1]. Ну, или как-то так.
– Неплохо, – замечает Скарпио.
– Спасибо, – отвечаю я. – Мы половину семестра потратили на изучение Ада. Но… при чем тут это вообще?..
– Прости, весь день пытался вспомнить строфу.
– Можно же было найти в интернете…
– Но так же неинтересно. – Алан Скарпио улыбается и отпивает кофе, и вдруг где-то рядом раздается непонятный скрипучий треск. На мгновение мне даже кажется, что лампы в кафе моргают в унисон со странной какофонией.
Мы что, призвали Смотрителей разговорами об игре? Или что-то пробудилось, когда Скарпио процитировал Данте?
– Что это такое? – спрашиваю я.
– Ревень, – отвечает он, указывая на телефон. – Жуть, согласись? Немного обработать, и можно в саундтрек хоррора пихать.
Я киваю. Жуть, вот уж точно.
Какое-то время Скарпио смотрит на меня, словно ожидает чего-то, а потом улыбается.
– С игрой происходит что-то странное, – говорит он.