Каждый день приходила баба-подёнщица, управлялась в доме, во дворе. Как-то спросила:
– Что Еленки не видать?
– Тебе-то какая печаль? – буркнул Григорий.
– Да поговаривают люди, что Ефим сродниться хочет с атаманом, а у того сынок с города приехал. Уже и смотрины были. Девчонка рада-радёхонька. В большом городе жить будут. Сынок по казённой части. На государевой службе состоит.
У Григория с первых слов сплетницы перед глазами поплыли чёрные круги. Тряхнув головой, он с криком швырнул в бабу большие портновские ножницы:
– Уйди-и-и, уйди, дура, от греха подальше!
Ножницы, пролетев мимо женщины, попали в зеркало, покрывшееся от удара трещинами. Баба с воплем выскочила. Как безумный, Григорий рвал готовые платья, топтал атласные юбки и кружевные накидки. Он и сам догадывался, что неспроста Еленка стала его избегать, но не хотел верить. В какой-то миг увидел себя в разбитом зеркале и отшатнулся. На него смотрел старик портной из его далёкого детского сна, а за спиной маячил манекен с белым незрячим лицом.
На другой день Григория разбудил громкий стук в калитку. Краснощёкая девка, вытаращив по-совиному глаза, передала записку от Еленки. Холодными руками парень взял весточку, надеясь, что всё сказанное вчера бабой-дурой было наговором. Строчки прыгали перед глазами. Бывшая его невеста писала, что её просватали; родители уже договорились, а она не может ослушаться отца. И то, что они раньше дружили, было в детстве и не по-настоящему. Письмецо заканчивалось так: «Надо быстрее сыграть свадьбу, а платье долго ждать из Петербурга. Сшей мне самый красивый свадебный наряд. Мой жених заплатит столько денег, сколько ты захочешь. В накладе не будешь».
Григорий, дочитав, только кивнул девке:
– Скажи, всё сделаю по парижской моде. Вышлю готовое платье рано утром перед венчанием. Приходить ко мне не надо. Ни к чему невесте бегать и мерить подвенечные уборы. Про оплату же передай: потом сочтёмся. Всё запомнила?
Уточнил, что венчание и свадьба состоятся через девять дней. Девку выпроводил. Накрепко закрыл на засов калитку с воротами. Дверь захлопнул и накинул кованый крючок. Времени до свадьбы оставалось не так много. Молодой мастер трудился днём и ночью. Для него уже не существовало солнечных восходов и закатов, лишь заглядывала луна чёрными провалами глаз сквозь плотные шторы да ветер бился в окна. Весь второй этаж был уставлен столами с разложенными на них тканями: турецкой парчовой с орнаментом, тяжёлой шёлковой, что идёт на царские одежды, газовой невесомой французской барежской