Пока Питер возился с чаем, над кухней нависла гробовая тишина, прерываемая, разве что, стуком чайной ложки о стенки кружек. Этот стук отдавался эхом по всему дому, и тут же бил обратно, вызывая звон в ушах. Элис думала о том, что ее алкоголизму положила начало смерть родителей. Видимо, у вредных привычек все же есть одно полезное свойство: они неплохо заглушают боль. Но вдобавок к этому доставляют еще и массу неприятностей.
Питер снова присел на кресло, молча протянул сестре кружку с чаем, какое-то время просто пил его, сидя в тишине. И наконец, заговорил:
– Знаешь, почему именно я закурил?
Элис покачала головой, настороженно глядя на брата. Она догадывалась, что это началось из-за сдающих нервов, но что-то в лице брата подсказывало ей, что дело совсем не в этом.
– Ты помнишь то время, где-то спустя месяц? Когда нас уже опекала бабушка. Я приходил со школы, не говорил вам ни слова, запирался в комнате и включал музыку на полную. – На самом деле, эта картина повторялась изо дня в день еще до смерти Уильяма и Аманды Кайзер. Разве что, музыка играла куда тише. – Вас я уверял потом, это было для того, чтобы вы не слышали моих рыданий. Помнишь?
– Да. Ты еще сбросил килограмм десять, потому что почти не ел и…
– Я похудел не из-за этого, – перебил ее Питер и сделал глоток. – Вообще-то, я ел нормально, как обычно, просто не ужинал. Я и до сих пор не ужинаю, привычка. А ты помнишь, как у меня начали портиться зубы тогда?
– Честно сказать, тебя бы и сейчас в рекламу зубной пасты не взяли.
– И как я просил покупать мне одежду с закрытыми рукавами, хотя было жарко.
– Да, это я помню. Ты мерз, ты говорил.
– Я не мерз. И сейчас не мерзну.
– Тогда, к чему это?
– Я был героинщиком, Элис, – сказал он.
– Что?
– Я сидел на хмуром. Недолго, я вовремя завязал с этим. А чтобы было легче, искал менее ущербную альтернативу. Вот и начал курить. Да, было тяжко, даже очень. Героиновые ломки – это дерьмово, Элис. Это когда ты потеешь как свинья, испытываешь весь спектр негативных эмоций, возведенных в четвертую степень, и жуткую боль во всем теле, чувствуешь себя беззащитным и иногда блюешь. И я справился с этим без посторонней помощи. – Питер поставил пустую кружку на стол, поднялся с кресла, и его голос стал на два тона выше: – А ты, мать твою, не можешь потерпеть ебаную головную боль несколько дней!