Двинулись земли низы. Том 2. Индустриализация - страница 5

Шрифт
Интервал


Грубо говоря, если в первом томе были истории людей и страна, в которой они жили, то во втором мне придется писать про историю страны и людей, которые эту историю делали.

А пока я попробую объяснить превращение двадцатых в тридцатые дважды – сначала стихами, потом прозой.

Стихи будут, разумеется, не мои, а поэта Слуцкого, который еще появится в нашем повествовании. Стихотворение о двадцатых называется «Советская старина».


Советская старина. Беспризорники. Общество «Друг детей».

Общество эсперантистов. Всякие прочие общества.

Затеиванье затейников и затейливейших затей.

Всё мчится и всё клубится. И ничего не топчется.


Античность нашей истории. Осоавиахим.

Пожар мировой революции,

горящий в отсвете алом.

Всё это, возможно, было скудным или сухим.

Всё это несомненно было тогда небывалым.


Мы были опытным полем. Мы росли, как могли.

Старались. Не подводили Мичуриных социальных.

А те, кто не собирались высовываться из земли,

те шли по линии органов, особых и специальных.


Всё это Древней Греции уже гораздо древней

и в духе Древнего Рима векам подаёт примеры.

Античность нашей истории! А я – пионером в ней.

Мы все были пионеры.


Второе стихотворение – «Тридцатые».


Двадцатые годы – не помню.

Тридцатые годы – застал.

Трамвай, пассажирами полный,

Спешит от застав до застав.


А мы, как в набитом трамвае,

Мечтаем, чтоб время прошло,

А мы, календарь обрывая,

С надеждой глядим на число.


Да что нам, в трамвае стоящим,

Хранящим локтями бока,

Зачем дорожить настоящим?

Прощай, до свиданья, пока!


Скорее, скорее, скорее

Года б сквозь себя пропускать!

Но времени тяжкое бремя

Таскать – не перетаскать.


Мы выросли. Взрослыми стали.

Мы старыми стали давно.

Таскали – не перетаскали

Все то, что таскать нам дано.


И все же тридцатые годы

(Не молодость, – юность моя),

Какую-то важную льготу

В том времени чувствую я.


Как будто бы доброе дело

Я сделал, что в Харькове жил,

В неполную среднюю бегал,

Позднее – в вечерней служил,


Что соей холодной питался,

Процессы в газетах читал,

Во всем разобраться пытался,

Пророком себя не считал.


Был винтиком в странной, огромной

Махине, одетой в леса,

Что с площади аэродромной

Взлетела потом в небеса.

Причины индустриализации


А теперь – прозаический ответ на вопрос: почему же двадцатые сменились тридцатыми, почему на смену свободе и романтике пришли труд и страх? Почему, если вспомнить Есенина,