Мазоня, как и подобает блатарю в его положении, неторопливо и вразвалку вошел в кабинет начальника. Чуть-чуть прищурившись, Бажов тоже набросил на лицо маску начальственной строгости, небрежно сказал:
– Мазохин, к чему такая заваруха? Тем более осталось-то тебе всего несколько дней.
– Я здесь ни при чем, начальник. Все Гришка-буйвол забацал.
– Гришка Гришкой, это понятно! Дешевка. А ты-то?
– Я? Я, начальник, хочу на волю. Воздуха хлебнуть свежего.
– А если так, Мазохин, надо это дело свернуть по-хорошему. Ты неглупый, знаешь что к чему.
– Хорошо, начальник… что в моих силах.
Бунт в колонии еще продолжался. Но подполковник Бажов ставку на Мазоню сделал верно. Гришка-буйвол с перевязанной ногой сидел в камере следственного изолятора, в то время как Мазоня только ему известными мерами быстренько сбил пыл с наиболее агрессивной братвы, и колония успокоилась.
Через три дня Мазохин выходил на волю. Подполковник Бажов лично пожал ему руку и, напомнив о возрасте, посоветовал «завязать», на что Мазоня ответил весьма уклончиво:
– Какой разговор, начальник. Живем-то один раз!
В этот же день Мазохин уехал из Красноярского края…
В центре старинного волжского городка в старинном купеческом доме располагался ресторан «Русь». Массивные резные двери с трудом открывались мясистым швейцаром. А если и открывались, то затем, чтобы басовитым, не требующим возражения голосом сказать озадаченному посетителю:
– Извините, гражданин, мест нет.
И дверь тяжело и неотвратимо закрывалась перед самым носом.
На этот раз на небольшой булыжной площади (дань прошлому), перед самым рестораном затормозили два «москвича». Из них вылезло несколько бравых парней, одетых в спортивные костюмы и черные кожаные куртки. Проскользнув в негостеприимную дверь ресторана, они оказались в роскошном фойе. Высокий, белобрысый, похожий на культуриста Вадик Зыбин, по прозвищу Зыбуля, легко и сноровисто расставил своих боевиков. Двое в фойе, один на лестнице на второй этаж, трое в зале. Тем временем к ресторану подкатила блестящая «тойота». Из машины вышли двое. Одеты обычно. На одном простая гражданская тужурка, вельветовые брюки. На другом – джинсовая куртка и широкие в белую полоску «бананы».
Неторопливо поднялись по ступенькам крыльца, вошли в распахнутую дверь ресторана. Швейцар в коричневом костюме с серебряными галунами низко и подобострастно поклонился – уж кто-кто, а он-то знал, с кем имел дело.